Я не замечаю того, как мои движения становятся автоматическими, когда завожу автомобиль, сжимаю мёртвой хваткой руль, жму педали, проношусь по ночному городу в направлении побережья.
Внутри меня сейчас буря эмоций: негодование, злость, боль, сомнения, обида... И отрицание. Я до последнего надеюсь, что это ошибка.
Сердце стучит так, словно хочет выскочить из груди. Меня лихорадит, то бросает в жар, то трясёт от холода.
Перекрёстки и улицы, залитые светом ночных фонарей, стремительно проносятся мимо меня, мелькают за окнами автомобиля. Но, я не замечаю их...
Наконец, останавливаюсь на парковке в районе Майами-Бич и выхожу из машины. Меня качнуло в сторону, чтобы не упасть, цепляюсь рукой за дверцу. Возвращаю себе равновесие, лишь физическое, душевное потеряно нахрен.
Вход...
Лифт...
Сотни мыслей, страхов, сомнений и лишь два развития событий:
"Либо я ошиблась, либо..." - мне больно даже додумать до конца.
Коридор, длинный, светлый.
Подхожу к нужной двери и останавливаюсь перед ней. Затаив дыхание прислушиваюсь. Но, моё взволнованное сердце так громко бьётся, что кроме этого стука, я ничего не слышу. Ледяными пальцами я медленно вытаскиваю из кармана ключи.
"Только утром дал их... Мы строили планы..."
Мучительно медленно и тихо вставляю ключ в замочную скважину, аккуратно проворачиваю и слегка приоткрываю.
В квартире темно и тихо. Запинаюсь ногой о мужские ботинки, чертыхаюсь про себя. Заперев дверь, вытаскиваю пистолет и двигаюсь вглубь помещения.
Здесь такая тишина, что отчётливо слышно поскрипывание моих ботинок о напольное покрытие. Я крадусь, боясь быть пойманной, страшась встречи и ища её одновременно.
Гостиная пуста, в кухне никого.
Тяжело сглатываю вязкую слюну, направляя ствол пистолета, который держу перед собой, на дверь спальни и иду туда.
Деревянная преграда легко поддаётся. Затаив дыхание, я ухожу внутрь, обвожу всё внимательным взглядом.
На кресле небрежно лежит она...
Я ни за что не спутаю куртку убийцы и ту, к которой прижималась на днях, утопая в поддерживающих объятиях напарника, ведь это одна и та же.
Судорожный вздох, поворачиваю голову в сторону ванной комнаты, из которой доносится шум воды.
"Значит... Я не ошиблась..." - мне так больно, словно вынули душу, вывернули наизнанку.
Я делаю маленький шаг вперёд, чувствуя как сердце сжимается в груди, тревожно стучит. Губы задрожали, прикусываю нижнюю, стараясь держать себя в руках.
Ещё шаг...
Шум воды становится громче, что-то падает в ванной комнате, доносятся ругательства.
Последний шаг...
Ладонь опускается на прохладную металлическую дверную ручку, плавно опускаю её. Открываю дверь и останавливаюсь в проёме.
"Не ошиблась..."
Гарсия стоит перед зеркалом в одном полотенце на бёдрах. Плечо мужчины покрывают багровые проколы от ударов вилки, в раковине лежит что-то перепачканное в крови.
Он медленно поворачивает голову, мы встречаемся взглядами. Диего смотрит в мои глаза, затем на ствол пистолета в моей дрожащей руке. Его голос звучит тихо, безжизненно:
-Ты раскрыла дело.
Вспышка ярости ослепляет меня, взвожу курок, направляя дуло оружия в голову напарника.
Глава 10. Исповедь.
От лица Гарсия.
Я не слышал, как тихо щёлкнул замок входной двери, не заметил, как повернулась ручка тонкой деревянной преграды, отделяющей ванную комнату от спальни.
Лишь, когда в проёме появилась Эйслин, бледная, словно сама смерть, а пистолет в её дрожащей руке был направлен в мою сторону, мне стало ясно, что девушка обо всём догадалась.
Огромные голубые глаза смотрели на меня не моргая.
Всё пошло не так, как я хотел. Всё должно было быть иначе...
Хриплым голосом, не своим, а каким-то чужим, произношу:
-Ты раскрыла дело.
Тонкие пальчики взводят курок, дуло пистолета направлено в мою голову. Лицо моей девочки искажает ярость. Дрожащими губами она шепчет одно и то же слово:
-Объясни... Объясни...
Чтобы не пугать её, медленно отхожу к дальней стене помещения и облокачиваюсь на неё.
"Объяснить... Это значит, рассказать всё. А главное, снова вспомнить."
Сжимаю руки в кулаки, до хруста костяшек и поднимаю взгляд на Белл. Увидев мои глаза, девушка испуганно делает шаг назад.
Я не боюсь умереть, не страшусь того, что пальчики Эйслин дрогнут, нажмут на курок.
"Ведь, я давно мёртв."
И уж точно я не стану просить сохранить мою никчёмную, опостылевшую жизнь.
Устало прикрываю глаза. Глухим, тихим голосом произношу: