Впереди показался пост ДПС. Максимов перестроился в крайнюю левую полосу и спрятался за большегрузным автомобилем.
Внезапно грузовик резко затормозил, из-за кабины, пересекая несколько полос, выскочил полицейский с палочкой.
Максимов надавил на газ и объехал его.
Автомобиль ДПС включил звуковой сигнал и маячок, выехал на дорогу следом. Полицейский на ходу запрыгнул в открытую дверь.
— Пристегнись, — холодно сказал Максимов.
Он включил четвертую передачу, разъяренный двигатель изводился рычанием и оборотами.
— Мы же не убегаем? Это же милиция.
Максимов контролировал зеркала заднего вида и вилял между встречными автомобилями.
— Боже, — Матлаков накинул ремень.
Стрелка спидометра замерла на 130 и, как бы двигатель не старался, выше не поднималась.
Преследователи нагоняли. В громкоговоритель приказали остановиться, пообещали стрелять.
— Надо остановиться. Вы же из органов. Объясните им все.
— Если остановимся, нас закопают в этом же лесу.
Полицейский выстрелил. Пуля угодила в кузов чуть выше обода заднего колеса.
Матлаков вскрикнул.
Преследователи перестроились и оказались справа. Еще выстрел. Пуля попала в колесный диск.
Максимов резко надавил на тормоз. Поравнявшись с полицейской машиной, он вывернул руль вправо. Удар пришелся в область багажника. Машину ДПС развернуло поперек дороги. Следовавший сзади внедорожник со всего маху врезался во, внезапно возникшее, препятствие. Сомкнувшись в единый сплав покорёженного металла, автомобили улетели в кювет.
В зеркале заднего вида Максимов разглядел тонкие падающие сосенки с краю обочины.
— Боже мой, — воскликнул Матлаков. — Они же живые, правда?
— Главное, что мы живые.
Максимов стоял у ворот въезда в зону посадки Домодедово и наблюдал за взлетающими самолетами.
К воротам приблизились два черных автомобиля. Кортеж Певчего.
Максимов пошел вперед по направлению движения, а когда автомобили приблизились вплотную вышел на дорогу и перекрыл движение. Мерседес встал колом в десяти сантиметрах от его ноги.
С автомобиля вышли трое мужчин. Все они одеты в черные костюмы, под которыми скрывается бронежилет, предающий хозяину ложный вид накаченного торса.
Двое осмотрели окрестности, а третий проследовал к Максимову.
— Мне нужно поговорить с ним. Скажи, моя фамилия Максимов.
Максимов мог бы показать удостоверение и не пришлось бы разыгрывать этот цирк, но он оставил его в машине, сушиться на печке.
Охранник положил руку на кобуру и приближался.
Из дальней машины вышел Певчий.
— Пропусти его.
Максимов проследовал мимо агрессивного охранника в машину.
— Вышли все, — скомандовал Певчий.
Водитель с охранником повиновались.
Скулы Певчего сжимались и разжимались, словно жевали стальную жевательную резинку.
— Ты что нахрен натворил? — Певчий сомкнул кулаки и едва не бросился на Максимова. — Ты кем себя возомнил?
— Игорь Федорович, я не понимаю, — Максимов съежился под натиском начальника.
— В городе объявлен перехват Вулкан-5, твое фото по всем инстанциям разослали. Приказано стрелять на поражение, а ты тут расхаживаешь по аэропорту и еще посмел ко мне прийти.
Певчий хлопнул ладошкой по кожаному сидению.
— Бузунов уничтожает улики, скрыл свидетеля моего. Если бы я его не вытащил, они бы его закопали, — сказал Максимов.
— Что ты несешь вообще? Николай Валерьевич мне уже телефон оборвал, что ты выкрал человека, которого везли на допрос в управление. Между прочим, по моему указанию.
— Но Бузунов сказал, что не знает…
Певчий оборвал его еще одним шлепком по сидению. Если следующий удар угодит ему по лицу, он лишиться нескольких зубов.
— А ты вообще понимаешь, какое на нем сейчас давление и ответственность? Любой может запамятовать. Он ко мне сразу после совещания подошел и сказал, что свидетель у него и в безопасности.
— Я думал, он следы заметает. Еще это заявление на пресс-конференции.
— А что, по-твоему, мы должны были сказать общественности? Что существует неизвестная болезнь, делающая из обычного человека психа?
— Я ничего не понимаю, — Максимов подпер ладонями голову.
— Дурак ты, пробитый. Ты знаешь, что в аварии, которую ты устроил полицейский погиб, двое серьезно ранены?
Максимов зарылся в ладони и молчал.
— Ты что не мог просто позвонить? Тебе же звонили все, кто только мог.