– Знаешь, историю, когда из заграницы привозят сувенир «черт в табакерке», потом тайком нажимают на кнопку в переполненном автобусе, игрушка начинает заразительно смеяться и следом весь автобус умирает от смеха? – сказал он, обращаясь ко мне.
– Ну, конечно, когда человек берет в поход то ли бомбу, то ли сварочный аппарат, он просто обязан взять с собой какой-нибудь сувенир, чтобы товарищи не поубивали, – съязвила моя жена. Она тоже была полна подозрений.
– Нет «черта» у меня нет, вы с Наташкой сами стали заразительно ржать на всю округу! Может травки, листиков каких-нибудь на берегу поклевали? С собой не захватили? А надо бы! Вот поржали бы! – парировал Слава.
– Еще поржем – лопнем от смеха! – угрожающе сказала моя жена.
– Если симптомы повторятся,– угрюмо добавил я, – отползайте от матрасов.
– Да вы что совсем не верите в обычный человеческий смех? Смех, который объединяет людей. И чем больше людей одновременно смеется, тем им лучше, веселее и тем дольше они смеются, – Слава буквально проповедовал невидимой пастве. Если не остановить, понял я, родится новый мессия и новая секта «Свидетели Смешного дня». И выглядело бы это как в старом анекдоте про Ильича: «Господа конец света случился! Ура! А теперь веселимся!» И Слава открывает баллон с веселящим газом.
– Слава, чтобы быть мессией, ты слишком мало баллонов спер, – попытался я его отрезвить, – как ты считаешь, сколько минут может продолжаться здоровый смех? И видел бы ты свои смеющиеся, полные ужаса глаза, перед тем как я загасил все это веселье. Ты наверно вспомнил поговорку – от смеха не умирают?
И тут наша компания попала в тупик – никто из нас не смог вспомнить, сколько минут (или десятков минут) мы смеялись. По теории Славы недолго, естественный смех не может длиться долго, но как тогда к нам успела присоединиться целая толпа? Они все должны были стоять на низком старте и с первым «хрюканьем» рвануть к нам из всех дворов и закоулков. А я помню, как лениво подходили к нам местные жители, да и ржать начинали не сразу. Слава привел довод, что если я смог перестать смеяться, прежде чем отнять матрацы, то и он, и любой другой, смог бы остановиться, как только захотел. Я не стал с ним спорить, откровенничать про свои доминирующие низменные инстинкты мне не хотелось.
– Надо проверить газ на пожаробезопасность, – потребовала моя умная жена.
– Предлагаю спалить матрац Славы, – мстительно поддержал я. Но мой семейный физик уже все продумал. Мы взяли пластиковую бутылку из-под лимонада наполнили ее речной водой, прямо в реке перевернули вверх дном. Славик подсоединил шланг к баллону, который продолжал лежать в моей байдарке у самого берега, тащить его в лагерь, лично у меня не было никакого настроения. Я держал перевернутую бутылку в реке и конец шланга в ее горлышке. Бутылка наполнилась так быстро, что Славик не успел своевременно перекрыть клапан на баллоне, излишки газа стали выбулькивать из воды. Я с некоторым опозданием задержал дыхание, и мне представилось, как рыбьи головы высовываются из реки и буквально умирают от смеха. Эта картинка меня развеселила, я чуть-чуть похихикал вместе со смеющейся рыбой. Мое короткое «хи-хи» всех насторожило, а объяснение, что это только фантазия, а не «веселящий газ», не убедило моих друзей.
Закрыв бутылку пробкой прямо в реке, я поднялся к костру и издалека, как гранату, метнул в костер. Фигу! Газ действительно был легкий, бутылка сама по себе чуть не летала, а попав в теплый поток от костра, она взмыла вверх. Но нам повезло, ей как-то удалось выбиться из основного потока, и она плавно стала опускаться. Славик в прыжке как заядлый баскетболист, «взял мяч». Очередное «хи-хи» по этому поводу я задушил в самом зародыше. Девушки, мне показалось, подавились тем же. Похоже, смеяться скоро у нас будет не принято…
Срубив здоровенную ветку ивняка с рогулькой у вершины, мы привязали к ней бутылку, и сунули в угли костра. Все резво спрятались за ближайшими толстыми деревьями. Причем Слава, видимо на всякий случай, улепетывал очень ретиво. Но нас ждало разочарование. Бутылка пшикнула, как обычно пшикает пластиковая бутылка в костре, когда прогорает ее стенка, и воздух вырывается наружу. Даже вспышки, какая бывает, если плеснуть в костер чуть-чуть водки, не было. Газ оказался абсолютно негорючим. Слава был на коне.
Потом мы заставили Наташу – нечего держать нейтралитет – повторить процедуру избиения матраца. Я, конечно, предлагал на всякий случай свой матрац, но меня не поняли. Она устроилась в центре нашего лагеря с очень печальным лицом и без всякого удовольствия стала дубасить своего резинового друга. Мы отошли метров на пятнадцать к опушке леса – для чистоты эксперимента. Действия Наташи были очень нелепы, она напоминала тупую грустную мартышку, потерявшую всякую мысль и надежду. Я не выдержал первым, потом услышал смех слева и справа. Я становился сторонником Славкиной теории «чистого смеха».