С грехом пополам удалось заснуть. И словно бы, едва мгновение промелькнуло, завизжали несмазанные петли, распахнулась дверь, а за ней, в предрассветной мгле, стояли двое — конвоир и слуга, получивший вчера бирку от писаря.
— Эй, кто на Рауди — выходи!
Спотыкаясь и толкая друг друга спросонья, пятеро выбрались наружу — растрепанные, с соломой в волосах.
Слуга поставил на землю две переметных сумы и подал бирку Орену.
— Вот. Ты грамотный, ты и читай.
Конвоир, однако, читать, и соответственно, выкликать перечисленных поименно не стал. Должно быть, вчера он запомнил тех, кого капитан назначил на вырубку, и сейчас ему достаточно было посмотреть, чтобы определить — те ли.
Слуга тем временем, достав моток веревки, начал вязать подконвойным руки. Никто не возмущался и не вырывался — они и ожидали чего-то подобного. Скорее, удивляла сама веревка — не пеньковая и не из сыромятных ремней. Она была сплетена из каких-то шелковистых волокон.
Орен молча наблюдал, как связывают тех, кого ему предстояло сопровождать до Рауди — против шеренги невысоких и коренастых, он, долговязый и тощий, в поношенной красной куртке, несомненно, принадлежавшей ранее человеку вдвое его толще, выглядел еще более нелепо, чем вчера. Меча, как и ожидалось, при нем не было. Но и без меча оружия у него было предостаточно. За спиной — топор и колчан со стрелами. Самострел пристегнут к плечу — пограничников учили стрельбе как из лука, так и из самострела — в этом состояло очередное отличие «красных курток» от ополченцев, пользовавшихся каким-нибудь одним видом оружия. А вот щитов пограничники не носили вовсе. То ли из бравады («красная куртка — готовая мишень»), то ли оттого, что при их манере боя щиты только мешали. Для Орена, вдобавок, щит был бы сейчас дополнительной тяжестью. У пояса его были привешены два ножа.
Закончив вязать узлы, слуга навесил на шею Квилла, стоявшего первым, переметные сумки.
— Здесь крупа и сухари. А голодными останетесь, просите, чтоб конвоир вам чего настрелял.
Орен никак не дал понять, шутка ли это или он и впрямь будет в пути еще и охотиться. Коротко произнес:
— Пошли.
И они пошли — пятеро связанных гуськом, и конвоир позади. Квилл тут же принялся ныть, что сумки тяжелые, а он из-за связанных рук не может даже ремни поправить, и несправедливо, что еду на всех должен тащить он один… Никто не велел ему заткнуться, хотя сумки не выглядели тяжелыми, а Квилл из пятерых был самым крепким.
Когда они вышли за ворота, Квилл замолчал сам. Поселок, вчера кишевший народом, сейчас казался совершенно пустым. Утренний туман, не успевший развеяться, стлался по улочкам и площади, словно дым по пепелищу. И от этого зрелища, и от того, что никто не проводил путников, не сказал доброго слова вдогон — а пусть бы и злого, но все равно живого, обращенного к ним слова, — тоска глодала сердца, какими бы черствыми сердца эти ни были.
В тумане мелькнуло красное пятно, и Тевено подумал, что кто-то из стражей возвращается с ночного дозора. Но, поравнявшись с харчевней, путники увидели дородную девицу в исподней рубахе, выплескивавшую с крыльца помойное ведро. Красную куртку она накинула явно не для того, чтобы прикрыть голые плечи от посторонних глаз, а просто для тепла. Лейт при таком зрелище сплюнул, а Фола разинул рот, и по мере удаления от харчевни все оборачивался, едва шею себе не вывихнул, хотя девица давно уже ушла в дом.
Орен удивления не выказал. И то — «красным курткам» не разрешено было обзаводиться семьями, иных же удовольствий в свободное от службы время им никто не запрещал. И выросший у стен крепости поселок с готовностью предоставлял своим защитникам эти удовольствия.
Молча они пересекли поселок и ступили на дорогу через лес. Тевено не знал, что переживают его товарищи, но, вероятно, их всех обуревали смешанные чувства — радость от того, что они покинули чужой мир чужих людей, и страх перед неизведанным — в первую очередь страх перед тем, что могло таиться в зарослях.
Когда они миновали первый поворот дороги, а квадратные башни исчезли за зубчатой стеной леса, конвоир приказал:
— Стоять.
И в считанные мгновения, без усилий, словно шнурок развязал стягивавшую всех веревку. Смотал ее и повесил на пояс.
— А дальше что? — хмуро спросил ожидавший подвоха Лейт.
— Перед Рауди снова свяжу.
— А до Рауди-то — ого-го! — радостно сообщил Муг. — Мы к тому времени все как есть убежим!