— Так что тебе надобно, почти тезка? — спросил Орен. — Если насчет работы — это не ко мне.
— Нет, — беспечно откликнулся Рен. — Я работать тут не буду. Я с тобой познакомиться хотел.
— Вот он я. И что же?
— Тевено все уши мне про тебя прожужжал. Он, видишь ли, тебя боится.
— Не он один такой.
— А не по той причине, что другие. Он, представь, думает, что ты нелюдь.
Тевено чуть не задохнулся. Он всего ожидал, но чтоб Рен выложил это так, в лоб!
Орен не рассмеялся, как можно было предполагать. И не выругался. Он вообще не ругался, припомнил Тевено, а говорят, что нежить не любит черных слов. Конвоир посмотрел на собеседника с неким проблеском любопытства.
— Да? И кто же я?
— А кто тебя знает, — Рен говорил все так же лихо и беспечно. — Я в этих делах не шибко разбираюсь. Может, прагин. Хотя они, говорят, от воды далеко не отходят. А может, велеис… да мало ли! Заметь себе, это Тевено думает, а не я.
— Так чего вы от меня хотите?
— Да докажи ты ему, что он ошибается! Сделай что-нибудь такое, чего нежить делать не может!
— А чего нежить делать не может? — поинтересовался Орен.
Он развлекается, дошло до Тевено. Хуже того — они оба развлекаются!
Но даже то, что Орен и Рен смеялись над его сокровенными страхами, этих страхов не прогнало.
— Ну… не знаю. А, вспомнил! Произнести имена богов не может. Наш священник так уверял.
— Если тебе только это нужно… — медленно и размеренно, глядя Рену в лицо, Орен перечислил имена всех Семи — от Творца миров и людей, до Привратника, покровителя лжецов. Не довольствуясь этим, он начертил священный знак колеса.
— Довольно с тебя? — спросил Рен, обращаясь к Тевено.
Тот медлил с ответом — язык присох к гортани.
— А у тебя здорово получается! — на сей раз слова Рена были адресованы конвоиру. — Я бы так бойко не сумел.
— Пожил бы в цитадели — научился. Там хоть не часто, но молебны устраивают… Еще что? Очищение бычьей кровью вроде бы надо проходить, то ли пить ее, то кропить. Беги, малый, режь быка, попробуем…
— Придумал! Я во всем вашем Рауди коровы живой не видел, не то что быка.
— Тогда придумывай что другое. Или вовсе отвяжись от меня.
— Погоди… сейчас соображу… Вспомнил! Перед нежитем надо рассыпать зерно, или там бусы, короче, мелочь всякую. У тебя есть?
— Я не птица, чтоб зерно клевать, и не девка, чтоб бусы носить.
— Не придирайся к словам! Так нет у тебя?
— Кто из нас кого испытывает?
Рен почесал в затылке. Потом решительно оторвал от рукава рубахи шнурок с нанизанными сухими ягодами шиповника. Деревенские старухи считали такой шнурок средством от дурного глаза и нашивали на одежду внукам. Тевено удивился, что бабкина памятка сохранилась у Рена, да и рубаха на нем вроде чужая… Тем временем Рен стянул ягоды со шнурка и рассыпал их по столу. Не удовлетворившись увиденным, раскатал их ладонью как можно дальше друг от друга. Орен, нахмурившись, следил за его действиями.
— И что дальше?
— Дальше — если ты тот, за кого Тевено тебя держит — ты должен непременно начать считать то, что перед тобой рассыпано. И не остановишься, пока все не сосчитаешь. Просто не сможешь.
— Это шутка?
— Нет, — с исключительной серьезностью ответил Рен, — самый верный способ. Множество народу таким манером от нежитей спаслось. Нелюдь, значит, считает, а человек ноги уносит. Лучше всего при себе маковые зерна иметь, но, прости, не предусмотрел.
Орен покачал головой.
— Вот уж верно, глупости нет предела… Это все?
— Да все, пожалуй.
Тевено облегченно вздохнул. Кем бы на самом не деле ни был Орен, зрелище «испытания» почему-то тяготило Тевено, и он был рад, что оно закончилось. Он дернул Орена за рукав.
— Пошли, а?
— Нас вроде еще не выгоняют. Или выгоняют все-таки?