Впереди показалась стена. Тупик? Нет, поворот, а сразу за поворотом — дверь, темная, обитая медью. Устрашающего вида засов отодвинут.
— Толкай, — велел граф Цигенгоф, и вдовствующая императрица толкнула. Дверь распахнулась, и они вышли в ночь, после тьмы переходов казавшуюся сумерками.
— Ваше Величество!
— Кто… Кто здесь?
— Капитан Отто Риттер к услугам Вашего Величества.
Риттер? Ах, да. Муж хозяйской дочери. Высокий, темноволосый и темноглазый. Небольшой шрам на щеке, настороженный взгляд… Он нес Мики в спальню, старая Берта шла впереди со свечой, графиня Шульце замыкала шествие. Тогда Милике показалось, что мужчина хочет что-то сказать, но она не нашла повода его задержать.
— Я тебя знаю, — подал голос Мики, — ты опять меня понесешь?
— Буду счастлив.
— А уж как я буду счастлив, — проворчал Цигенгоф, вручая капитану свою ношу. Милика невольно улыбнулась, глядя, как сын устраивается на очередных плечах.
— Ты теперь мой жеребец, — объявил Мики, — боевой жеребец.
— Тише, — Цигенгоф закрыл ладонью мальчику рот, — он — твой жеребец, но нам нужно обмануть врага. Так что молчи.
Мики важно кивнул. Капитан Риттер указал глазами вниз. На пожухлой траве что-то темнело.
— Возьмите плащи. К утру подморозит.
Вдовствующая императрица без лишних слов подняла верхний плащ. Он был подбит мехом, кажется, лисой. Второй, поменьше, с капюшоном, без сомнения, предназначался Мики.
— Надо спешить. — Капитан-лесничий держался спокойно, но Милику это не обмануло.
— Мы пойдем или поедем? — В такой плащ можно завернуть двоих Мики или даже троих. — Хочу ехать!
— Ваше Величество, в Вольфзее нет лошадей.
Нет лошадей, нет собак, нет кошек, нет распятий…
— Почему? — не унимался сын. — Вы не умеете ездить?
— Лошадей держат за озером, — объяснил Цигенгоф, — сегодня твоей лошадью будет капитан Риттер. Ты согласен?
— Да! — выкрикнул Мики, позабыв об осторожности.
— Тише! — выдохнул Клаус. — Ты же не хочешь, чтоб нас услышали волки?
— Волки? — Пречистая Дева, зачем он о волках?! Мики и так страшно.
— Волки, — подтвердил лесничий, его голос звучал хрипло и тревожно. — Ваше Величество, умоляю, молчите.
Кажется, Мики понял. Милика торопливо перекрестила сына, и капитан Риттер быстро пошел вперед. Цигенгоф взял ее под локоть и повел, вернее, поволок следом.
Вдоль тропинки темнели кусты, за ними высились деревья, сквозь пляшущие на ветру ветви виднелась побледневшая луна. Милика пыталась понять, где они, но безуспешно. Ясно было одно — лесничий вел их не той дорогой, которой они пришли. Они пробирались сквозь заросли, меняли тропку на тропку, а впереди светили три звезды — две поменьше и одна нестерпимо яркая, отливающая алым.
Мики молчал. Уснул или трясется от страха? Под ногой треснула ветка, поднявшийся к ночи ветер усилился, по небу побежали редкие облака. Капитан Риттер исчез в очередной лазейке, Клаус потянул Милику следом. Ветка стащила с головы императрицы капюшон, поправлять было некогда. Впереди что-то блеснуло. Озеро. В темной глубине утонула еще одна луна. От воды тянет холодом и смертью, сухо шелестит черный тростник, ветер, шорох мертвой травы и что-то еще — далекое, пугающее, непонятное.
Шагавший впереди Риттер на мгновение замер, а потом побежал, держась у самого берега. Цигенгоф припустился за лесничим. Милика едва поспевала за длинноногим графом, юбки путались, дыханье сбивалось, а сбоку плыла ненавистная луна и несся странный плач, тихий и безнадежный. Все было как в кошмарном сне, а может, это и было сном. Милика Ротбарт уснула среди багрового бархата и страшных гобеленов, и ей снится, что она стала ланью, за которой несется волчья стая.
Сердце стучало все быстрей, а вот ноги не успевали. Если б не Клаус, она бы тысячу раз упала. Нет, не упала — легла на увядшую траву, и будь что будет. Зачем бежать? Она только мешает спасать Мики. Людвиг мертв, сына вырастит Руди, а она лишь обуза, камень на шее.
— Клаус…
— Да? — Цигенгоф обернулся, он тяжело дышал, обычно пушистые волосы превратились в прямые сосульки.
— Спаси Мики… А я останусь.
— Дура!
— Клаус!
— Помолчи! — Милика не успела ничего понять, а Цигенгоф подхватил ее, забросил на плечо, словно какой-нибудь мешок, и припустил дальше. Озеро осталось позади, теперь они бежали через луг. Дальний стон стих, а может, она перестала его слышать за хриплым дыханьем Цигенгофа и свистом ветра.
— Милика, смотри… Впереди!
Она выглянула из-за плеча Клауса. Костры. И как близко! Лагерь, а в нем солдаты, кони, ружья… Два десятка гвардейцев справятся с сотней разбойников, хотя про разбойников в окрестностях Витте не слышали уже лет сорок.
— Пусти, дальше я сама.
Клаус без возражений поставил ее на землю и улыбнулся. Как дрожат колени, и рука онемела, а она и не заметила. Риттер тоже остановился — услышал разговор?
— Ваше Величество, — лесничий тяжело дышал и радости на его лице не было, — вам нужно немедленно ехать. За Зильберштраль. Даст Бог, успеете.
— Я не понимаю. Почему мы бежим? Куда? — Страх, с вечера державший ее на цепи, сгорел в огне костров, и Милика вспомнила о брошенной статс-даме и о том, что императрица не может въехать в столицу в чужом плаще и на одном коне с мужчиной.
— Помолчи, — вмешался Цигенгоф, вновь хватая ее локоть. — Я тебе все объясню потом. Все… Я сначала не поверил, но это — правда. Мы в опасности, но Зильберштраль им не перейти. Нужно успеть, пока они в Вольфзее. Дьявол!..
Она тоже почувствовала, что наступила на что-то мягкое и неприятное и глянула под ноги. Луна услужливо высветила человеческую руку, сжимавшую гвардейский палаш. Лунные блики плясали по вязкой темной лужице, а маслянистая полоса вела дальше, туда, где, раскинув ноги в сапогах, лежал однорукий солдат.
Милика почувствовала, что сейчас упадет, но решительно отстранила Цигенгофа.
— Клаус, он истекает кровью. Нужно…
— Не нужно, — перебил Риттер, — они живых не оставляют.
— Кто? — спросила она и тут же поняла, кто.
— Волки, — ответил лесничий, — волки Небельринга, и да поможет нам Бог.
Глава 5
Заспанные стражники безропотно открыли ворота и раздвинули перегораживавшие мост рогатки. Руди бросил им пару талеров, приказав сообщить во дворец, что принц-регент задерживается. Хватит с него на сегодня драк, вранья, предательств и прочей дребедени. Конечно, Рыжего Дьявола очередной раз запишут в сумасброды, да ему какое дело! Главное — вырваться из Витте с его печным дымом, ночными звонами и колотушками сторожей. Утром все начнется сначала, а сейчас ему нужны лишь луна, конь и одиночество.
Спасибо предкам за запрет селиться на правом берегу Зиль-берштраля, иначе бы здесь было не продохнуть от деревень и постоялых дворов, а так до самой Альтенкирхе лишь холмы, поля да ветер. Хорошо, что никто так и не отменил «Слово Вольфганга», хотя зачем? Земли в империи хватает, и на правобережье никто особо не покушается. Так же как и на право Ротбартов «после захода солнца одним либо с домочадцами, воинами и слугами проезжать Небельринг». Прочим за подобное святотатство грозили плети и клеймо.
Вволю пробежавшийся Нагель еще перед мостом перешел с галопа сначала на рысь, а потом и вовсе на шаг. Ну и ладно, от Витте до Альтенкирхе рысью часа три, но что ему там делать? Немного свободы — вот и все, что хочет принц-регент. Любопытно, что за блажь пришла в голову Вольфгангу? Может, Небельринг в те поры считался священным, может, проклятым, а вернее всего, первому из Ротбартов тоже не хватало одиночества, вот бедняга и обзавелся местом для прогулок под луной. И правильно сделал! Жаль, любая ночь кончается рассветом, а любой путь — возвращением.