— А-ааааа……
— Ыыыыыыы… — еще ниже вторил ему Шизелло.
В воздухе отчетливо потянуло ароматом незрелых абрикосов. Барон украдкой пощупал спрятанную за кирасой пачку туалетной бумаги и успокоился.
Скоро подошло к полуночи. Вызванная на площадку Петронелла облачилась в черный дамский доспех, поправила на бедре двенадцатизарядный прабабушкин «Кольт» и мысленно повторила заклинание.
Барон посмотрел на хронометр.
— Пора! — и украдкой смахнул слезу.
Прекрасная воительница вскарабкалась на спину к дракону и тот, взмахнув крыльями, поднялся в усеянное звездами ночное небо. Впереди лежали развалины монастыря.
Уже через минуту славный Шон смог убедиться в том, что его план сработал. Не далее чем в паре метров от мрачной старинной башни посверкивали искры, и вот легкий ветерок донес до его чуткого уха сдавленное кряхтенье, шум, напоминающий бег небольшого водопада и визгливые угрозы на урду и фарси.
— Заклинание! — приказал он своей наезднице.
Гордо подняв прекрасное лицо, Петронелла прокашлялась и начала:
— На стуле сидели, ели сардели! Ели сардели, в воду глядели!
Голубоватые искры вдруг стали зелеными, а вокруг присевшего на корточки колдуна сгустились тени.
— Как поглядели, так прослезились! — продолжала гордая Петронелла.
Тени проступили отчетливей, и теперь Шон хорошо видел какие-то фигуры, угрожающе надвигающиеся на Черного Циклопидеса, который, в ужасе привстав, совершал руками беспорядочные нервные пассы.
— …грехи! Отразились! — закончила красавица.
И в тот же миг все тридцать три тещи старого колдуна Циклопидеса, среди которых были и Глухая Зейнаб, прославленная в борьбе магрибских девочек, и могучая трактористка-засейница Бибигуль, и даже сама тетушка Айша-ай-Разорви, издав гортанный крик, разом обрушили на злосчастного колдуна свои сковородки работы старых мастеров.
Раздался глухой треск, обычной при подобных несчастьях, дымящиеся мозги колдуна брызнули во все стороны, и все стихло, даже приумолкли в ужасе неутомимые озерные жабы.
Петронелла триумфально вернулась в родной замок, где к следующему вечеру слегла с легким недомоганием по случаю злоупотребления мороженым. Но это уже другая история: добавим лишь, что впредь мало кто из мерзкого племени темных магов решался ступить на земли, так или иначе прилегающие к Кирфельду.
8-10 июня 2005 г., Санкт-Петербург.
Сергей Туманов
Нулевой подвиг Геракла
Это было так давно, что даже боги сейчас не вспомнят, кто правил тогда в Микенах. Древние города успели разрушиться, золотые храмы превратились в груду замшелых булыжников, а там, где росли оливковые рощи, глаза одинокого путника теперь увидят только каменистую пустыню.
Уже с утра пьяный пастух по кличке Геракл спускался с гор, тяжело помахивая суковатой палкой и отгоняя от края обрыва тупоголовых баранов. Бараны то и дело лезли поперек тропинки, норовя столкнуть в пропасть сородичей. Пастуха они не слушались, напоминая ему его собственную жену Мегару, которая держала муженька под деревянной подошвой и постоянно задавала трепку по любому поводу.
— Скоты проклятые, — заплетающимся языком бормотал Геракл, наблюдая, как плывут и колышатся перед глазами заросшие кустарником скалы, словно Посейдон внезапно стал богом земной поверхности, и теперь весь Пелопоннес покоился на океанских волнах, раскачиваясь словно трирема. — Как же вы мне надоели…
— Бе-е-е-е-е, — отвечали бараны гнусными голосами, пытаясь водить вокруг Геракла бестолковые хороводы.
Надо сказать, что Геракл был мужчиной крупным, но очень неповоротливым, а кроме того — обиженным на голову. Обидела его в детстве богиня несчастного случая Алкорна, уронив на голову орущего младенца тяжелую амфору. С тех пор Геракл только и делал, что совершал различные глупости. То конюшни затопит, то деревенского учителя невзначай пристрелит, а то и вовсе бродит по полю за воронами и пугает их, гремя медными тарелками. Некоторое просветление находило на него только после изрядной выпивки. И чем обильнее было принятое на волосатую грудь вино, тем лучше соображал наш герой. В такие минуты он казался сам себе очень хитрым, очень изворотливым и красноречивым, словно афинский философ. Надо ли говорить, что по сей причине наш пастух почти не просыхал?
Вот и сейчас, опорожнив в харчевне у старого Адмета полбадьи неразбавленного фиванского, он чуял в себе достаточно сил, чтобы свернуть гору, и достаточно разума, чтобы переспорить целый выводок гермесов. В такие минуты он всегда мечтал о лучшей доле.