Я дал ему подержать эту находку, а сам обмылся водой из фляжки и вытерся. Нобуëси тоже с опаской коснулся пупырчатой скорлупы, но быстро убрал руку. Все мы понимали, насколько дорогой была эта вещь. Она стоила целое состояние. Продай я яйцо сейчас, мигом заплачу судебную пошлину.
— Оно останется со мной, — сразу развеял я их догадки. — Выпестую его под себя, — яйцо отправилось ко мне в рюкзак, весило оно совсем немного, от силы килограмм.
Приручатели магзверей занимались одомашниванием в основном молодых особей виверн, взятых в плен. Это был долгий и сложный процесс, но если я выращу своего питомца сам с момента вылупления из яйца, то это будет в разы проще.
Подобной чести удостаивались немногие аристократы. У императора был единственный во всëм мире зверинец виверн, где занимались их разведением и дальнейшим распределением среди кандидатов в экспедиционный корпус.
И не потому, что иметь виверну было запрещено, совсем нет — всякие князья и графы могли себе позволить содержать столь редкий транспорт. А вот остальным он ни к чему. Проще было взять деньги у господ и уйти на пенсию. Зачем дальше рисковать и ломать голову, как прокормить это прожорливое чудовище? За ним ведь уход нужен.
Я же не собирался останавливаться на достигнутом. Впереди тернистый путь до императорского трона. При таких раскладах лучше иметь в своём арсенале хотя бы одну виверну.
Мы уселись на отрубленную конечность, а змееящеры тем временем кружили высоко в небе, выжидали. Они пока боялись спускаться, не выведав до конца уровень угрозы. Однако постервятничать им не удалось. Вскоре вся стая в ужасе развернулась в сторону гор. Сбивая друг дружку, монстры улепётывали наперегонки, ведь на горизонте замаячили три воздушных всадника.
Как только разведчики добрались до нас, один из них побежал проверять наличие яйца, а тот, что у них был главным, протянул мне скреплённый сургучной печатью договор. Я забрал его машинально и офицер, начавший было формальную речь, осёкся.
— Так это ты? — с удивлением воскликнул он. — На той неделе ты мне не дал нормально поесть.
— А ты украл моего карлика!
— Вот так встреча, — он расплылся в улыбке, и я, признаться, воспринял его как старого друга, которого не видел тысячу лет. — Кхм, граф Юрий Абросимов.
— Почти барон, Владимир Черноярский, — ответил я, пожимая руку.
— Почти? — удивился мой собеседник.
— Как отсужу у отца землю, так стану законным бароном, а сейчас да — почти барон.
— Ого, да у вас тут страсти кипят. Что там, яйцо есть? — обернулся он к своему спутнику, но тот разочарованно покачал головой.
В это время три ездовые виверны с любопытством обнюхивали умершую самку, одна из них даже ткнула головой в морду, думая, что та спит.
— Вырезали, — дополнил разведчик.
— Оно у тебя? — спросил граф, бросая взгляд на мой портфель.
— Да, — не стал я скрывать.
— Я так понял, не продашь?
— Правильно понял, граф, мне нужней.
— Ух ты, — почесал голову Абросимов. — Вот что друг, загляни-ка ты сюда в корпус через пару дней, есть разговор. Я не тороплю с решением, подумай пока. Яйцо не забираю, не имею права, но будь осторожен. Это большая удача, с ней приходят и несчастья.
— Спасибо за предупреждения, Юрий… Как по батюшке?
— Можно просто Юрий, — отмахнулся Абросимов. — Я восьмой наследник графа, со мной не нужно так официально. Всю жизнь на службе и ещё столько же буду, — с иронией бросил он. — Все лавры старшим братьям, так что… Цепляйте груз, ребята! — крикнул он в конце и отошёл от нас на два шага вперёд.
Мы наблюдали, как разведчики протаскивают цепи под тушей виверны, чтобы взять её на буксир до пещер. Все они оказались никому не нужными сыновьями знатных родов, оттуда и владение сразу несколькими воинскими профессиями.
Учили наездников на вивернах сызмальства, готовили к военной жизни. Никаких тебе светских раутов, балов и прочих развлечений, только казарма, плац и изматывающие тренировки с утра до ночи. Это была аристократия иного толка — военная.
— Мефодий, ты чего? — я обернулся к своему подчинённому, когда тот согнулся пополам от боли.
— Началось, Владимир Денисович, — прохрипел он, — отойдите… Подальше…
Зрачки берсерка то уменьшались, то увеличивались как пульсирующие сами по себе чёрные дыры, причём асинхронно. Смолянистая радужка разлилась в глазное яблоко и даже заполнила собой венозную область на лбу и висках, как будто по коже раскинул свои щупальца чëрный спрут.
Мефодий ухватил секиру за кончик одной рукой и с лёгкостью поднял её, как детскую игрушку. Здоровенный топор без видимого усилия застыл в вытянутой вбок руке. Берсерк завис на секунду перед срывом.