«Неужели кровь? Так стоп, а она ведь у них тоже тёмная, как и губы! Потому и незаметно было, что уродец страдал».
В последние часы пигмей стал неконтактным, только головой мотал.
«Больно было говорить».
Подойдя к пароголовому, Потап завис над ним, тот еле слышно дышал и потерянно смотрел на него снизу вверх. Присев, следопыт поставил перед монстром стакан, а затем воткнул в порошок палец и продемонстрировал целебные песчинки.
Подействовало. В глазах карлика загорелся интеллект. Он смотрел то на лекарство, то на человека. Потап сделал шаг назад, потом ещë, и так пока не оказался на противоположном конце камеры. Спина коснулась холодной кирпичной стены, и толмач сполз вниз, копируя позу пароголового.
Как только пленник понял, что у него не собираются отнимать стяжень, сразу же потянулся за ним и аккуратно высыпал только ему ведомое количество песчинок на ладонь. После забросил целебный порошок в широченный рот и расслабился, прикрыв глаза.
Раздалось едва слышно бормотание, в котором Новиков разобрал:
«Красногубый принëс порошок…», а следом опять тарабарщина. Потап вскочил на ноги, напугав карлика, а затем приблизился к нему, тыча пальцем на стакан.
— Мчха?
Колеблясь, пленник подтвердил.
— Мчха.
— Пфффф, — попросил Потап, указывая себе на натëртую ошейником красную кожу.
Монстр помялся немного, но всë же протянул стакан, чтобы поделиться лекарством. Новиков съел пару песчинок и вернул драгоценный порошок.
— Грак-нум? — поинтересовался он, указывая пальцами себе на губы.
— Грак-нум, — кивнул пароголовый и Потап расплылся в улыбке, повторяя услышанную им фразу.
— Грак-нум пфффф амчха-мчха, — а затем расхохотался. — Грак-нум пффф амчха-амчха! — воскликнул он и получил в ответ лëгкое колечко пара изо рта и скрипучий звук, заменявший собой смех.
«Грак-нум» — красногубый. «Пффф» — принеси или дай. «Амчха или мчха» — целебный порошок или его прямое название. Теперь у Потапа появилось в арсенале целых три слова! А это уже что-то, с этим можно работать.
«Звериный толмач, говоришь?» — ухмыльнулся Новиков и облизнул в предвкушении губы, впереди маячило отличное приключение. — «Будет тебе твой секрет, Черноярский, погоди малëхо».
Примерно в то же время город Ростов (центр), Покровский погост.
— Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему Василию, и сотвори ему вечную память, — закончил батюшка и опустил руку.
Гроб уже был спущен в сырую землю, собравшийся в трауре народ молча ждал.
— Вечная память… — трижды нараспев повторил хор из трёх певчих, стоявших поодаль.
Святой отец взял в руки лопату с землёй и аккуратно опустил комья на крышку гроба.
— Земля еси и в землю отъидеши… — произнёс он, обращаясь к мёртвому, а затем добавил уже собравшимся. — Подойдите, проститесь. Бросьте горсть земли в знак того, что отдаём его обратно Творцу, от Кого всё принимаем.
Первой подошла Марина Троекурская. Хоронили её внезапно почившего отца. Девушка была вся в чёрном, голову покрывал платок, но на лице ни слезинки. Почему-то не могла себя заставить плакать на публике, хотя для неё это не составит большого труда. Она всю жизнь притворялась и отлично умела играть разные роли, но сейчас ей хотелось быть настоящей собой.
На неё уже косо смотрели многочисленные гости. Василий Троекурский многим из них помог, его адвокатская карьера оставила огромный след в становлении российского права. Ему много где пришлось поработать и даже в столице, куда регулярно звали знатные клиенты. А когда он стал слишком стар для поездок, сами приезжали к нему для консультации. Он был уважаемым человеком. Уважаемым и несчастным, потому что под конец жизни растерял свой разум.
Слабоумие, увы, не поддавалось ни простому, ни магическому лечению. Троекурский быстро стал забывать всех, кого знал. В одно прекрасное утро вышел из дома, когда сиделка спала, и попал под дилижанс. Умер на месте.
Всё происходило так быстро, что Марина не понимала, как это возможно. Вот был человек, и теперь его нет. Закапывают на глазах.
Она бросила горсть и отошла обратно. Следом попрощался и Спицын, партнёр отца и её нынешний начальник. Вернувшись, он мягко обнял её за плечи и шепнул.
— Поплачь, Марина, не держи в себе.
— Не хочу, Геннадий Петрович.
Пожилой мужчина покряхтел что-то под нос, но настаивать не стал, посчитав это неуместным в столь роковой час. Всё больше и больше кучек земли падало в могилу, а Марина просто стояла и смотрела, как закапывают любимого человека. Застыла на месте и не могла выдавить из себя ни одного слова.