Беатриче (в сторону). Я поражена!
Флориндо (в сторону). Какая великодушная девушка!
Нардо (в сторону). Ну, попались мы!
Mapконе (в сторону). На этот раз уйдут дома, поля, стада и вообще все, что у нас есть.
Чекко (в сторону). Боюсь, что теперь уж и ружье не поможет.
Комиссар. Теперь мы можем вполне свободно продолжать формальности по вводу во владение.
Беатриче. Прежде чем приступить к акту, возьмите лист бумаги и запишите мое заявление.
Комиссар (нотариусу). Ну-ка, дайте другой лист.
Панталоне (в сторону). Дорого заплатят ему за эту бумагу.
Беатриче. Дорогой Флориндо, если вы верите в любовь вашей матери, то поверите, может быть, и тому, что я не могу желать ничего, что не клонилось бы к вашей пользе.
Флориндо. Я знаю, что вы меня любите, и доверяю вам вполне.
Беатриче. Согласны ли вы исполнить одно мое желание?
Флориндо. Клянусь слепо повиноваться вам!
Беатриче. Нотариус, пишите!
Комиссар (нотариусу). Пишите!
Беатриче (диктует). "Маркиз Флориндо объявляет, что он обязуется вступить в брак с маркизой Розаурой".
Комиссар. Что вы скажете по этому поводу, синьор маркиз?
Флориндо. Да, клянусь, я это сделаю, если синьора Розаура даст на это согласие!
Комиссар. Что скажет по этому поводу синьора Розаура?
Розаура. Пишите!
Комиссар (нотариусу). Пишите.
Панталоне (в сторону). Сколько бумаги!
Розаура (диктует). "Я принимаю предложение и обещаю быть супругою маркиза Флориндо".
Панталоне (в сторону). Это до завтра не кончится. Пишет, пишет, не жалеет бумаги.
Комиссар. Все эти заявления и обязательства будут потом записаны по всей форме. А теперь, закончим процедуру ввода во владение.
Нардо. Синьор комиссар, будьте добры, запишите также и наше заявление.
Комиссар. Охотно. (Нотариусу.) Пишите.
Нардо (диктует). "Бедная община Монтефоско просит прощения у синьора маркиза Флориндо, заявляя, что то, что случилось, произошло только потому, что синьор маркиз желал распространить свою власть на угодья нашей чести. Припадаем к его стопам".
Флориндо. Да, они правы. Они очень чувствительны в вопросах чести, а я немного разошелся. Я уеду из Монтефоско, и вам нечего будет меня бояться. Но я буду помнить о проделке, которая при других условиях могла бы стоить жизни дерзкому, отважившемуся на нее.
Нардо. Да здравствует наш господин! (Тихо, к Марконе и Чекко.) Ну, не великий ли я политик?
Марконе (тихо). Молодец! (Громко.) Да здравствует синьор маркиз!
Чекко. Да здравствует! Да здравствует! (В сторону.) Будет помнить обо мне!
Комиссар. Извинение, принесенное общиной, и прощение, дарованное владельцем вотчины, суть акты, которые должны быть зарегистрированы. Нотариус, пишите!
Панталоне (в сторону). Ну, если синьор маркиз не положит этому конец, писанина будет продолжаться.
Беатриче. Сын мой! Моя Розаура! Вы оба поступили так, как требовало ваше достоинство. Пусть же любовь запечатлеет то, что вам подсказало благоразумие,
Флориндо. Розаура, я вас уважаю, ценю и почитаю. Простите мне юношеские глупости. Я покончил с ними, многому научившись, и не без возмездия. Любите меня, умоляю вас, и будьте уверены в моем сердце.
Розаура. Это то, чего я хотела больше, чем владения вотчиной. Маркиза Беатриче, любимая моя матушка, вы видите теперь, как твердо я была уверена в вашей доброте и в вашем расположении ко мне.
Беатриче. Да, Розаура, вы благоразумны и великодушны. Я слепо верила вашей прекрасной душе и с болью заставляла себя упрекать вас. Флориндо, вы должны признать, что мои действия заслуживают похвалы. Теперь вы будете лучше сознавать, к чему обязывает вас достоинство, и лучше охранять его. Синьор комиссар! Я вас прошу отложить до завтра все процедуры по вводу во владение. Пойдемте отпразднуем свадьбу. Этот брак я осторожно подготовляла и счастливо устроила. Благодаря ему Флориндо, не отнимая ничего у Розауры, мирно и спокойно сделается маркизом Монтефоско.
Примечания
Интерес русских переводчиков, критиков и деятелей театра к драматическому наследию Гольдони, Гоцци и Альфьери проявлялся на разных этапах нашей национальной литературной и театральной культуры. Обращение к тому или иному имени или конкретному произведению диктовалось не только (а иногда и не столько!) абсолютной значимостью самого явления, сколько реальными потребностями и задачами, стоявшими перед русской литературой и сценой. Интерес этот был прежде всего жизненно-активным, а не музейным, историко-литературным.
Не случайно, что в России первым из трех корифеев итальянского театра XVIII века привлек к себе внимание Карло Гольдони. Дело здесь не только в популярности его имени в театре Западной Европы, на который в пору своего становления ориентировался русский театр. В 70-80-е годы появляются переводы по меньшей мере пяти комедий Карло Гольдони (среди них «Лгун» и "Хитрая вдова"). Часть этих переводов безусловно принадлежит Я. Б. Княжнину, известному литератору екатерининского времени, одному из первых крупных русских драматургов. Именно тогда шла речь о создании русской национальной бытовой комедии с просветительским уклоном. Практическое освоение готовых образцов, их «приспособление» к русской сцене вполне отвечало насущным потребностям отечественного театра. Имена действующих лиц русифицировались (Панталоне, например, превращается в Пантелея, Труффальдино в Провора и т. д.), опускались реалии чуждого русскому зрителю быта, но в целом это были все же переводы, а не бесконечно вольные «рефундиции». Заслуживает упоминания тот факт, что Я. Б. Княжнин переводил непосредственно с итальянского языка. Рукописи и актерские списки ряда переводов Гольдони затерялись. Но два перевода ("Домашние несогласия" и "Лгун") были изданы отдельными выпусками (1773 и 1774), а в 1786 году оба вошли в сборник "Российский театр" (где печатались лучшие оригинальные и переводные пьесы). Первые переводы и постановки комедий Гольдони появились в России в период между «Бригадиром» (1769) Фонвизина и его же знаменитым «Недорослем» (1782), положившим начало национальной комедийной традиции.
Писала о Гольдони и русская критика XVIII века. Так, в 1791 году ((Московский журнал" поместил рецензию на «Мемуары» Гольдони. Отмечались в журналах и постановки его пьес на русской сцене.
Гольдони удерживался в репертуаре и в начале XIX века. Но успехом пользовались те его комедии, которые более других приближались к вкусам сентименталистов ("Памела", "Истинный друг" в обработке П. Титова). На петербургской сцене в постановках этих пьес были заняты популярнейшие актеры. Так, в "Истинном друге" играл знаменитый А. С. Яковлев и А. Каратыгина.