Есть такие, что верят сразу. Их мало. Большинству надо осмотреться. И как только человек испытает некоторые местные прелести на своей шкуре, его сразу же, без малейшего перехода, начинает мучить вопрос котировки: кто он в этом мире? Богач или бедняк? Уважаемая личность или шпынь ненадобный? Он спрашивает о местной валюте и ценности вещей, прикидывает обменный курс и старается глядеть в оба, чтобы не обжулили, потому как научен: неопытным простакам везде рады…
Навалилась и отступила тяжесть. Будто кто-то невидимый, подкравшись, вспрыгнул на плечи, посидел немного и соскочил. Позади бросили шептаться и растерянно заматерились в два голоса — сиплый мужской и визгливый бабий.
Почти сразу пошла зона отрицательной аномалии, и шаги удлинились. Типично для зоны, примыкающей к серьезной инверсии: мелкие, от силы в десять шагов поперечником блуждающие «пятачки» то большей, то меньшей тяжести. Вроде атмосферных завихрений на периферии могучего тайфуна.
Мальчишка догнал, пошел рядом. А впереди в дрожащей мути воздуха уже замаячило раскорячливое пятнышко, поминутно меняющее очертания. Проводник взял правее, и пятнышко-каракатица поплыло справа налево.
— Птица? — спросил мальчик.
— Человек.
— А почему он летает?
— Потому что ветер гоняет его туда-сюда, — равнодушно объяснил проводник. — Не было бы ветра — висел бы на месте, а так — болтается… Над инверсией всегда вихревые потоки.
— Над какой еще инверсией?
— Над гравитационной. Заметил, что здесь везде разная тяжесть?.. Что?.. Нет, это тебе не показалось, это так и есть. Ну, а инверсия — совсем неприятная штука. Вышел человек погулять — и пожалуйте любоваться, висит… Давно уже.
— Он… мертвый?
— Без воды и пищи столько не живут, сколько он там кувыркается.
— И никогда не упадет? — Мальчик поежился, но в его голосе звучал неподдельный восторг.
— Почему не упадет? — Проводник пожал плечами. — Упадет, куда денется. Когда-нибудь вихрь его выплюнет, а там и граница инверсии. Я таких видел… выброшенных. Сухие, как мумии.
— А этого вы знали? — спросил мальчик.
Проводник молча кивнул.
— Хороший был человек?
— Глупый. Умный не вляпался бы в инверсию. Она ведь как… она до самой земли никогда не доходит, иначе бы в нее грунт сыпался. И видно ее было бы издалека. И вообще ее нижняя граница как бы пульсирует. Бывает, что под ней можно свободно пройти, а бывает, что только ползком… Лучше всего, конечно, ее стороной обойти, вот как мы сейчас…
— А как ее найти? Бросить гаечку?
Проводник хмыкнул:
— Ишь ты, образованный… Можно и гаечку, если у кого она есть. Можно камешек или горсть пыли. А можно просто знать, где опасность, и не терять зря времени.
— Как вы?
— Как я. Нет, вообще-то аномальные места дрейфуют… понемногу. Тут целая наука. Ну и чутье, само собой. Девять сгинут, десятый научится. Так вот: я и есть десятый. Я этого летающего дурачка сам привел на место, сто раз ему все объяснил… Даром время потратил, больше ничего.
— А может, он не глупый? — вступился мальчик за покойника. — Может, он сам так решил…
— Самоубийца? Сознательно умирать от жажды между небом и землей? Ты соображаешь, что говоришь? Самоугробиться можно проще и безболезненнее.
— Ясно, — вздохнул мальчик. — А настоящие птицы тут водятся?
— Никаких птиц тут нет.
— Жалко…
— Мне тоже, — сказал проводник. — Некоторые из них вкусные. Я вкус курицы до сих пор помню. Семь лет прошло, а не забыл. Во сне вижу.
«И, бывает, злобно топчу, проснувшись, алебастровые окорочка», — додумал он, но ничего не сказал вслух.
Мальчик тоже замолчал и даже приотстал немного. Наверное, самостоятельно приходил к выводу, что курица — не птица, а коли так, то употреблять ее в пищу не грех. Убивать настоящих, летающих птиц было бы жалко. Хотя голод не тетка…
— А этот, — возвращаясь к прежней теме, указал он на парящее высоко в небе пятнышко, — почему один гулял? Попал сюда и вас не дождался?
— Если бы. Говорю же: я его нормально встретил и довел до нормального места. Прямо скажу: до хорошего места. Там бы жить да жить. Так ведь нет! — ушел.
— Зачем?
— Откуда мне знать. Наверное, скучно стало. Люди ведь как устроены? Одним всегда неймется, шило у них вставлено, ну и не верят словам, воображают, будто неприятности не для них существуют, а я ведь каждого всегда предупреждаю…
— А другие? — спросил мальчик.
— Другие остаются в живых. Как правило.
— Там, куда вы их привели?
— Там, куда я их привел.