— Замечательно давай их сюда, — кивнула баронесса, Алёна тоже пододвинулась поближе.
Я вынул руку обратно и показал обоим кукиш.
— Вроде они, правда, печатей нет…
Лицо мачехи прочертила гримаса гнева, ноздри вдохнули побольше воздуха, и она встала.
— Очень остроумно, как раз для крестьянского сынка юмор.
— Что поделать? У батюшки проснулся вкус — вот он и не сдержался, — пожал я плечами, продолжая бесить оторванную от реальности баронессу.
— Немедленно отдай нам векселя, или я прикажу тебя высечь! Мы спалим тут всё дотла, пожалей хотя бы холопов своих.
Агриппина Геннадьевна не привыкла, когда ей перечили, и, признаюсь, настойчивости и самоуверенности у неё было поболее, чем у батюшки. От слов она перешла к реальным угрозам расправой. Не думал, что мадам переступит через эту грань.
— Тогда советую в течение недели подыскать нору попросторнее, — остудил я её пыл. — Потому что через суд я отберу у вас всё, но перво-наперво — имение, а потом… — я сделал шаг вперёд. — Я с превеликим удовольствием сравняю его с землёй, сотру всю память о роде Черноярских, и только моя ветвь останется в истории, а вы отправитесь побираться. Как тебе такой расклад, матушка?
— Ты дьявол, и потомство твоё будет мёртвое за это преступление. Извести родного отца — это у тебя в порядке вещей? Да кто тебе руку подаст после такого? — баронесса не хотела уступать, но моë обещание подействовало, её нападение сменилось попыткой воззвать к совести.
Алёна во всей этой перебранке занимала выжидательную позицию, но, когда дело дошло до рода, она негодующе набросилась на меня с кулаками, пытаясь выместить злость. Развеялся весь её напускной шарм светской барыни, и передо мной стояла скорее капризный ребёнок, чем воспитанная аристократка.
— Караул! Немедленно отзовите свои лучшие силы, иначе я потерплю поражение! — захохотал я, выставив руку вперёд и не давая сумасшедшей себя ударить, её короткие ручонки просто не доставали до меня, яростно махая мельницей.
— Алёна, не позорься, прекрати сейчас же! — строго отругала её тётка.
— Он оскорбил Черноярских, не прощу!
— Так, выйди отсюда, выйди немедленно, — приказала дама и оттянула её за рукав, не забыв дать по заднице, девушка обиделась и заревела.
Я согнулся пополам от смеха и присел на лавку. Это какой-то дурдом, но мне нравится! Хотелось посмотреть, что будет дальше.
— П-переговорщики, ха-ха-ха, — выдавил я из себя.
— Смешно ему, совсем не жалко кузину.
— Да у вас вроде бы и так неплохая команда жалельщиков, — ответил я, вытирая глаза и успокаиваясь. — Ух, спасибо, подняли настроение.
Губы мачехи сжались, но она поняла, что нахрапом дело не взять, потому сменила тактику.
— Что ты хочешь за наши векселя?
— А вот это правильный вопрос, с этого надо было начинать, — я встал, чтобы налить себе холодного квасу и заодно наполнил кружку для Агриппины Геннадьевны.
Поднеся ей угощение, я присел рядом на дубовый стол.
— Если серьёзно, меня и так всё устраивает, но интересно послушать, что вы можете предложить. Выпейте, — кивнул я на кружку. — Это очень вкусно.
Мачеха была похожа на придавленную сапогом гадюку. Сколько же крови она мне попортила: мать мою родную извела, склонила мужа сослать в глушь ненавистное ей дитя, привила ему ненависть ко мне — везде сунула свой нос. Единственная причина, по которой я тогда остался жив — это приказ отца не трогать меня. Драйзер как-то разговорился и выдал известную ему правду.
Аристократка опасливо поднесла деревянную кружку ко рту и пригубила. Она не хотела уходить из поселения, не договорившись, но и крыть ей было нечем. Это тогда я был без средств и зависел от родных: можно было отбирать еду, требовать, приказывать, ставить в ограниченные рамки. А сейчас я был хозяином положения, у меня были все рычаги давления на род.
Так как она не смогла найти достойного компромисса, это сделал я.
— Значит так, Агриппина Геннадьевна, у нас с вами непростая история, потому слушайте, как всё будет. Вы не получите ни одного векселя обратно, но, — я специально сделал паузу и с наслаждением допил квас, мачеха терпеливо ждала, пока я поставлю кружку, вытру «усы» и продолжу, — но я не вижу смысла в излишней жестокости. Я ведь не вы.
— Если ты не хочешь списать наши долги, тогда что? Я не понимаю.
— Скажем, я могу позволить вам и дальше жить в качестве помещиков, что-то вроде баронов на пенсии, понимаете? За это право я попрошу скромную цену.