— У меня, к сожалению, одна лесопилка, обработанная древесина мне и самому нужна, кругляк тоже…
— Хлыст?
— Да, мы перестарались — слишком много вырубили и долго с этим возиться, но если вы пошлёте своих крестьян, дело пойдёт веселей. И мне, и вам выгода.
— Я возьму по двести тридцать за сажень, — сразу же предложил барон. — О каких объёмах идёт речь?
Сбил-таки двадцатку, но мне сейчас не критично. Главное — убрать всё, что мы с Гио успели «спилить».
— Сто пятьдесят саженей.
Иван Алексеевич поперхнулся, и мне пришлось постучать ему по спине.
— Ты там армию бобров завербовал? Что произошло? — выдавил он из себя и вытер заслезившиеся глаза. — Насколько помню, у тебя не больше двадцати душ. Признавайся, как столько спилили?
Я скромно пожал плечами.
— Так то Гио перестарался, я здесь ни при чём.
— Ясно, — кивнул Смольницкий, — этот зубр может. Повезло тебе, Владимир, хорошего земельника не сыщешь сейчас, а тех, что есть, щенками разбирают.
— Ваша правда, Иван Алексеевич.
— Хорошо, тогда с меня тридцать четыре с половиной тысячи.
Мы пожали руки.
— Приятно иметь с вами дело, — улыбнулся я, радостный, что удалось решить хотя бы одну проблему.
«Не зря он мне сегодня подвернулся. Теперь осталось разобраться с приказчиком».
— Ну, хватит разговоров, спать пора, — прокряхтел Смольницкий и поднялся, перед этим ударив по коленкам.
Гостевую комнату мне выделили шикарную. Пусть это не Рындинский дворец, но внутреннее убранство было на высоте. Торгаш Аркадий Терентьевич дальше танцевального зала меня не пустил, будто я прислуга какая, а здесь со всем радушием отнеслись.
«Либо пыль в глаза пускают».
В любом случае я тайно заносил всех попадавшихся меня людей в «Картотеку», даже служанок. Любой контакт может быть полезен. А утром успел ещё застать пересменку у стражи, а также вернувшийся с Межмирья отряд витязей.
Мне дали адрес этого Анжея Марича, и, когда я уже хотел окликнуть ближайшего ямщика, ко мне подкатила чёрная с позолотой карета. В окошко приветливо глядела дочь Смольницкого Оксана.
— Присаживайтесь, Владимир, мне как раз в вашу сторону, еду на рынок в храм, заодно и вас подвезу.
— Право, неудобно.
— Бросьте, мы не на ужине у папеньки, смелее.
Дважды просить не пришлось — я запрыгнул внутрь. Интересно, зачем она это всё затеяла?
— Дома нам нормально поговорить не дали, по пути мы исправим это упущение.
Её властный тон сочетался с утончённой внешностью: высокая, статная, с безупречной осанкой и какой-то слишком правильной красотой. В ней не было безуминки, всё холодное, вылизанное и отчуждённое, на таких женщин заворожено любуешься, как на прекрасные ледяные статуи.
— Заинтриговали, Оксана Ивановна.
— Скажу прямо — вы мне не нравитесь, но отцу на это плевать, он использует меня как вещь. Ваше поведение мне показалось достойным, а умственные способности выше простого желания набить брюхо и отважно отрезать кому-нибудь голову. Потому я решила раскрыть свои карты. Мне неинтересен брак с кем-то вроде вас, но ослушаться родителя я не могу.
— Как-то не очень лестно, — сморщился я.
— Я имела в виду, что у меня уже есть возлюбленный, но по понятным причинам мы не можем быть вместе.
— Мезальянс?
— К сожалению, да — он из простой семьи.
— Тогда что я могу для вас сделать?
— Притворитесь, что я с успехом справляюсь со своей задачей. Мы всё разыграем как по нотам, я буду подсказывать вам, какие шаги делать, а вы неукоснительно их выполнять. Для начала сводите меня…
— Погодите, — прервал я её менторский тон, пытаясь переварить услышанное. — Что значит подсказывать шаги?
— Моя любовная стратегия рассчитана на двадцать два шага. В ходе неё мы с вами два раза сойдёмся и три раза разбежимся. В конце отец сам не захочет нашего брака. Итак, мой специально обученный человек будет приносить вам те букеты, что я одобрила. Сначала начнём с безобидных и ни к чему не обязывающих полевых, чтобы подчеркнуть чистоту намерений, затем дозированно добавим нежность, балансируя на грани слащавости. Тут подойдут тюльпаны или маттиола. После перейдём в стадию мечтаний — ровно двадцать одну гортензию нежных оттенков. Первую любовь отметим пионовидными розами. Страсть — оранжевыми герберами, тут я тоже всё продумала. Красные вызовут неоднозначные кривотолки. На первый разрыв подарите мне лаванду, а на воссоединение фаленопсисы…
— Останови карету! — крикнул я кучеру, и тот прижался к краю дороги.
— Что это значит? — возмущённо спросила девушка.
— Какие, к чёрту, фаленопенисы? Я слов таких не знаю, Оксана Ивановна. У меня дел по горло, мне эти выездные гастроли никак не упали.