Я взяла один прут и взмахнула им, послушала как свистит. Хлестнула парня по ягодицам. Он вздрогнул, но промолчал. Наверное, слабо. Взмахнула посильнее несколько раз. Короткий резкий свист и на кожу одна за другой легли красные полосы. Парнишка задышал прерывисто, руками крепко обхватывая камень. Ага, проняло? Это тебе за «наемницу»! Подумала, что не стоит его жалеть, он все равно привык. А мне надо быть такой как все, обычной феодалкой, без гуманизма и прочих странностей!
Я начала стегать быстрее и услышала первые приглушенные всхлипы. Эх, бедолага, зря ты зажимаешься – подумала я. Как пойму, что уже хватит, если будешь так тихо стонать? Еще быстрее и сильнее. О, мой подопечный подал голос! Уже лучше, но надо громче! Прут сломался, взяла другой — длиннее и тоньше. Снова свист и жалобный вскрик. Мальчик дрожал. Его зад уже весь покраснел. Случайно попала себе по ноге. Черт! И правда больно!
Наконец, после особенно звонкого вскрика, я решила закончить наказание.
– Хватит тебе, пожалуй. Вставай, можешь одеваться, — сказала я и не узнала свой голос.
Парень натянул штаны, вытер рукавом лоб и поднял глаза. Посмотрел на меня каким-то странным затуманенным взглядом. У меня были противоречивые чувства. Хотелось его пожалеть, но понравилась его покорность, от этого бросало в жар. Видно, это отразилось на моем лице, он посмотрел и долго не отводил взгляд. Потом вдруг спохватился и опустил глаза.
– Благодарю, ваша ми...све... милость, — выговорил он.
– Пора и пообедать, – решила я, возвращаясь к реальности.
Марсель радостно кивнул, схватил мой мешок и стал доставать оттуда припасы. Кусок полотна, в который был завернут хлеб, расстелил на подобие скатерти на камне, где его только что пороли.
Соседний с ним камень тоже накрыл. Это мне стул, догадалась я. Сам уселся рядом на землю и стал выкладывать мою еду, весело болтая, как ни в чем не бывало.
– Вы не думайте, я обычно не такой! Чтоб чужой камзол надеть и к дамам приставать, такого за мной не водиться! — говорил он между делом. — Это все коварное ларское. Ну и ребята тоже, они меня на слабо взяли. Им-то что, они проездом, пошутили и забыли. А мне хозяин денег должен был за неполный месяц, пропали теперь денежки...
Свою котомку он тоже открыл — из еды у него был ломоть хлеба, какие-то узловатые корнеплоды и ломкие куски сухого сыра. Не дурно! Беднота здесь ест пармезан!
Глядя, как Марсель весело хозяйничал в моих вещах, я подумала, что он добился своего. Прогнать его сейчас уже не получится. Язык не повернется. Уже свой. Будто метку на нем поставила.
Да и чем он плох? Хороший парнишка. Вместо того, чтоб затаить обиду, веселится вон — выхватил два раза за сутки и хоть бы что. Я тоже расслабилась. Чувствовала, что ушел какой-то барьер, будто обменялись секретами — я видела его без штанов, и он меня... застал врасплох своим взглядом. Да и дело свое знает. Говорливый опять же. Можно его обо всем, что касается этого мира аккуратно расспрашивать, или сам без повода расскажет. Болтун — находка для попаданки!
Помыть его только надо, вон хлеб грязными руками ломает...
– ...В городе, конечно, работы всякой много, и платят хорошо. Только соваться туда одному, без хозяина, нет никакой возможности.
– Почему? – удивилась я.
– А кто меня там знает? Чужаков нигде не любят. Хорошо, если просто побьют, а то могут и стражники поймать, заклеймить за бродяжничество. В нашем княжестве с этим строго: если есть у тебя господин, то бьет только он, а если нету, то могут все кому не лень, – вздохнул он.
Надо же, так вот почему он за меня ухватился! А я уж думала, мазохист.
Да, тяжело тут простому люду без документов. Как доказать кто ты? Только при помощи других людей. У знати должны быть какие-то грамоты, но они хранятся в замке или в храмах, записи в каких-то приходских книгах, как в нашем мире. Стоп...
– А меня ведь тоже никто не знает.
– Вы — другое дело! – заверил Марсель. – Кто же у благородной дамы будет рекомендации спрашивать?
Я вспомнила Д’Артаньяна и его историю с рекомендательным письмом к Де’Тревилю.
– А как узнают, что я благородная дама?
– Да видно же! Ваша милость кланяться не привыкла.
Да, в нашем мире это как-то не принято. А еще я привыкла к удобствам, чистоте, сервису. К уровню правовой защищенности, который здесь доступен не всем. И к услугам банков или других учреждений, которые исполняются «в одно касание», без поклонов, ходатайств, целования рук и ожидания милостей.
Оставалось надеяться, что на госслужащих в ратуше я произведу такое же впечатление и без помех получу золото по монастырским распискам.