Что же до Прокопия Кесарийского, прослывшего официальным историком правления Юстиниана, то большинство из того, что повторяют вслед за ним с целью дискредитировать Феодору, основывается на его лживой и бранной «Тайной истории». Причины его непримиримой враждебности и неприязни к Феодоре нам неизвестны, но в своих официозных исторических опусах Прокопий безмерно раболепствует и льстит, сочиняя в то же время злобный памфлет, направленный против императора и его супруги, вернее — пасквиль, ибо каких только наветов и клевет не возведено на обоих, какой только грязью, злословием, сплетнями и пересудами не нашпигован он, вплоть до совершенно серьезного утверждения, что Юстиниан и Феодора были не людьми, а злыми духами в человеческом обличье.
И все же именно в этом источнике, весьма приватном по своему характеру и, по-видимому, поначалу вовсе не предназначенном для посторонних глаз, многие наши современники черпают сведения об облике Феодоры. Именно это наследие досужего пера и стало самым жестоким и тяжким ударом, который когда-либо обрушивался на прекрасную императрицу. Впрочем, ей не суждено было знать об этом.
Однако существуют и другие источники, куда более заслуживающие доверия, нежели желчный Прокопий, которые тоже приводят факты ее жестокости и произвола. Но здесь, по крайней мере, можно сослаться на то, что эта жестокость для тех времен вещь обычная, будничная, и в этом отношении Феодора была ничуть не хуже, если не лучше своих царственных соплеменников.
При всех ее недостатках никто, даже ее самый жестокий враг Прокопий, ни разу не обвинил ее в неверности или в недостатке преданности Юстиниану. Сам факт умолчания на этот счет является высочайшим подтверждением того, что, дав брачный обет, она навсегда отбросила образ и помыслы куртизанки и оборвала былой образ жизни. Она неустанно пеклась о славе своего супруга, и многое из того, за что ее осуждают, совершила ради него.
Необходимо признать, что в последние годы жизни она сделалась по-настоящему религиозна, хотя писатели того времени, принадлежавшие главным образом к православию, ставят это под сомнение из-за ее склонности к монофизитской ереси, а также из-за ее усилий поставить во главе всей христианской церкви епископа-монофизита.
Ум у нее был выдающийся, и многое из того, что прославило правление Юстиниана, родилось в этой прекрасной головке.
Женщина до мозга костей, она привнесла в правление государством одно из самых непостижимых женских умений — умение управлять мужчинами, сутью которого является крайнее непостоянство.
С помощью особых приемов императрица могла сбить с толку и запутать любого оппонента, причем делала это так, что Комар носа не подточит. Так что в обращении с послами и соседними правителями она, как правило, оказывалась на ход, а то и на два впереди и всегда — на голову выше. Вероятно, не будет преувеличением утверждать, что именно она стала первой практиковать тот прием дипломатической стратегии, который ныне получил название «метод глубокого прощупывания». В немалой степени именно благодаря ее разнообразным талантам была восстановлена Римская империя в ее былом величии, вступившая на непродолжительный срок в период расцвета и могущества. И перед тем, как Феодора испустила последний вздох, она ощутила себя подлинной властительницей всего Западного мира. Но с ее смертью эта яркая, но короткая эпоха расцвета угасла, а за нею последовали Темные Века — мрачное раннее средневековье.
Император Юстиниан I прожил 82 года, пережив свою жену на семнадцать лет.
Историки нарекли его Великим, хотя едва ли кто в истории сделал меньше для того, чтобы заслужить это прозвание. Его имя прославлено тремя великими деяниями, и все три были совершены другими людьми.
Римскую империю в ее былых границах восстановил Велизарий, отвоевав у варваров вскоре после мятежа Северную Африку, Италию, Далмацию и часть Гиспании, так что Средиземное море вновь стало «внутренним озером» ромеев.
Что же до так называемого «Кодекса Юстиниана» — знаменитого свода гражданского права, то его создал Трибониан. Этот гениальный труд оказал огромное влияние на историю права и сыграл необычайно важную роль в смягчении древней жестокости нравов. До сих пор его воздействие испытывают многие правовые системы мира.
А то величественное здание, которое стоит и поныне, знаменуя собою вершину византийского искусства — то самое, по поводу которого Юстиниан однажды, изумленно разглядывая толь-' ко что завершенный шедевр, воскликнул: «Слава тебе, Господи, что счел меня достойным на великое деяние сие! О Соломон, я превзошел тебя!» — принадлежит гению архитектора Анфимия Траллийского.