Странно, она произнесла его имя так, будто была хорошо с ним знакома. Он должен немедленно отделаться от нее. Вероятно, ему даже не следует слушать эту женщину. Но он уже слышал голос инстинкта, шепчущий, что нужно по крайней мере узнать, кто она такая и что ей от него нужно. Женщина иногда может представлять опасность даже для добродетельного и честного гражданина, если она решила, что у нее есть повод для недовольства.
Он прочистил горло.
— Ну, говори, если тебе есть что сказать.
В этот момент он выглядел так, будто готов броситься наутек.
Женщина спросила:
— Дат, неужели ты меня не помнишь?
Трудно представить, сколько миллионов раз в истории человечества мужчины слышали этот вопрос от женщин, которых они забыли или пожелали забыть. Дат ощутил тот же внезапный холодок, легкую дрожь вины и страха, которую испытывают все его собратья в такой ситуации. Ибо теперь он узнал ее.
— Феодора… — он едва не добавил: куртизанка, но спохватился, — Феодора из Константинополя?
— Да, — сказала она.
Как ясно он помнил ее! Но как же она изменилась! За время скитаний с нищими ее лицо зажило, исчезли борозды и рубцы, появившиеся в результате тяжкого испытания в пустыне, кожа ее все еще оставалась темной от избытка солнца. И было еще что-то, от чего он с трудом сдержал волнение. Он помнил эту девушку как воплощение грации и легкости. Теперь же ее тело в грубой шерстяной накидке (откуда ему было знать, что она потратила на нее те несколько медяков, что заработала за дорогу с нищими) стало бесформенным, спина прогибалась, чтобы уравновешивать огромный выпирающий живот, а походка стала неуклюжей.
Он тяжело вздохнул. Женщина из прошлого… и к тому же в тягости! Какая страшная несправедливость! Совершить единственный неосторожный поступок, всего один за всю жизнь, и вот чем это обернулось!
В прошедшие месяцы он время от времени позволял себе тайное наслаждение — воспоминания о тех четырех днях, проведенных с этой девушкой в Константинополе, о тех четырех нескончаемых, ушедших в забвение, восхитительных днях. Но ведь он с лихвой заплатил за них, а вернувшись в Александрию, стал еще более безупречным, еще более преданным семье, усердным прихожанином, жертвующим церкви и монастырям монофизитов, которых было множество в городе и за его пределами.
И вдруг, словно гром среди ясного неба — Феодора!
— Ты помнил, — проговорила она, подойдя ближе.
Эти женщины, кажется, получают удовольствие, пробуждая мужскую память. Еще бы он не помнил ее! Но сейчас эти четыре дня, проведенные с ней, вовсе не казались такими восхитительно сладостными.
— Зачем ты здесь? — нелепейший в этих обстоятельствах вопрос. Но это было все, что пришло ему в голову.
— Мне подсказали, где находится твоя контора, и я ждала в надежде увидеть тебя.
Теперь Дат решил прибегнуть к решительным мерам.
— У нас с тобой нет ничего общего! — резко проговорил он. — Ты слышишь?
— Однако ты говорил, что никогда не забудешь…
— Ты не можешь ничего требовать от меня. Тебе хорошо заплачено!
— Я принесла тебе удачу, ты сам сказал мне это, — грустно проговорила она.
— Ты хочешь погубить меня? Ты охотишься за деньгами? Вот, возьми, и я не хочу больше видеть твое лицо!
Он бросил золотую монету. Она завертелась на мокром камне и легла сверкающим пятном.
Феодора не сделала никакого движения, чтобы поднять ее. Вместо этого она спрятала лицо в накидке и заплакала.
Дат, собравшийся было уходить, остановился. Его взгляд стал смущенным и испуганным. В сущности, он был добрым человеком, а девушка не подняла монету. Он всегда сочувствовал человеческой беде, когда ему приходилось столкнуться с нею.
Кроме того, ему действительно сопутствовала удача с тех пор, как он узнал эту девушку. Дат не был суеверен, но игнорировать факты не мог.
— Что случилось? — спросил он резко. — Скажи, в чем дело?
Он подошел к ней и отвел ее руку от лица. Оно было мокрым от слез, как мостовая под ногами от недавнего ливня, а ее одежда под его рукой тоже была мокрой. Девушка дрожала, и этого оказалось достаточно, чтобы тронуть его сердце.
— Чего ты от меня хочешь, Феодора? — спросил он и добавил: — Прости меня за эту монету и за то, что я сказал… — Он освободил руку и нагнулся, чтобы поднять золотой.
Она снова спрятала лицо и дала волю безудержным рыданиям. Ледяная морось начала сыпаться с неба. Минуту назад Дат думал об этой девушке, как об отвратительном порочном существе, представляющем опасность для него, но сейчас он неуклюже погладил ее по плечу.
— Ну, ну, — проговорил он. — Позволь мне помочь тебе.