— Дай-ка мне эту записку, детка!
— Нет, нет!
— Ну, так я сам возьму!
В панике Феодора пустилась наутек. Эскувит схватил ее за платье, тонкая ткань затрещала. Догнать девушку не составляло труда. Но в эту минуту ворота распахнулись и оттуда выплыл октофорон. Эскувит выругался и неохотно вернулся на свой пост. Девчонка, скорее всего, шлюха, и записка — для ее любовника, кого-нибудь из дворцовых слуг.
Феодора долго не могла прийти в себя. Она не должна так рисковать, весь план мог рухнуть из-за слепой случайности. Платье, подарок Македонии, было безнадежно испорчено, их осталось у нее всего два.
На следующее утро Феодора появилась на площади Афродиты. Айос восседал в своей корзине у ног мраморной богини. Он осклабился, завидев старую приятельницу.
— Святой Лазарь, покровитель всех нищих! Неужто это ты, малышка? Когда ты вернулась?
— Совсем недавно.
— Как ты поживаешь?
— Неважно. Длинная история, я тебе как-нибудь расскажу. Твои люди очень помогли мне.
— Да, до меня дошли слухи.
— Айос, я хочу попросить тебя кое о чем. Еще об одной услуге.
Нищий заерзал в корзине.
— Обращаться к нищему все равно что обращаться к ветру, — повторил он городскую поговорку.
— Я такая же нищая, Айос, ты же знаешь.
— Что за услуга?
— У меня есть письмо. Его нужно передать.
— Кому?
— Принцу-правителю.
Глаза нищего сузились.
— Юстиниану?
Феодора кивнула.
— Письмо написано Македонией.
— Понимаю, — нищий лукаво улыбнулся, — Македония написала, ты передаешь. Захотелось в спальню принца?
— Македония считает, что я могу ему понравиться.
— А ты не слишком ли высоко метишь, девочка?
— Айос, это моя единственная возможность. Умоляю, помоги мне!
— Возможность! — проворчал Айос. — Нелепая выдумка! Ты считаешь, что принц, который может выбрать любую, станет посылать на улицу Женщин за неизвестной деликатой?
— Я не живу на улице Женщин!
— Надо же! А где?
— Я теперь скромная пряха.
— Хм, пряха… Неплохо придумано. Принцу куда удобнее послать за пряхой, чем за куртизанкой. Это решила Македония?
— Да.
— Что ж, ей виднее, она знает вкусы его высочества.
— Она сказала, что принц очень чувственный.
— По слухам, как раз наоборот. У него нет времени на женщин, его едва хватает на сон и еду.
— Но можно же попробовать! — настаивала Феодора. — Разве я не хороша собой? Я знаю, как доставить наивысшее удовольствие, и я не обманула ожидания ни одного мужчины. Если я понравлюсь принцу…
— Это непросто. Это очень и очень непросто.
— Айос, я прошу тебя, ради нашей дружбы, помоги. Я боюсь Иоанна.
— Он знает, что ты вернулась? — Айос нахмурился.
— Скорее всего, нет. Экебол послал ему рапорт, сообщив, что меня изгнали в пустыню, лишив воды. Каппадокиец считает меня мертвой. Но в городе полно шпионов, рано или поздно он узнает.
Айос задумчиво поскреб подбородок.
— Ты надеешься, что принц защитит тебя?
— Да. О, Айос, ты поможешь мне?
— Я сделаю все, что смогу. Допустим, письмо попадет в руки Юстиниана. Ты уверена в успехе?
— Я ничего не знаю! — в ее голосе прозвучало отчаяние.
Айос взял письмо. Проходили дни, потом недели, но Феодора все еще боялась признаться себе, что все надежды напрасны.
Упорно, как автомат, она придерживалась заведенного распорядка дня, работая до темноты. Платы едва хватало на дешевую еду и жилье. Вечером Феодора ходила в общественные бани — термы. Таких терм насчитывалось восемь во всей столице, и горожане мылись там бесплатно. Лучшими считались термы Зевксиппа, с колоннами и статуей Константина на фасаде, отделанные мрамором и бронзой, подобно роскошнейшим термам Рима. Залы украшали статуи богов — Аполлона, Зевса, Афродиты, вперемежку с фигурами знаменитостей, тут были Перикл и Юлий Цезарь, Сафо, Платон, Еврипид и Пифагор.
Феодора опасалась показываться в этих термах, где столичные жители собирались, как в клубе, часами отдыхая на мраморных скамьях, болтая и нежась под ручищами банщиков. Она посещала маленькие термы на площади Быка. Сюда стекался небогатый люд, мелкие торговцы и чиновники с семьями. Девушка быстро и тщательно мылась, закутывалась в накидку и спешила домой. Ей нужно было беречь цвет лица и хорошо высыпаться. Ночных часов на это едва хватало. На рассвете она поднималась, завтракала и брала в руки гребень — непросто было уложить копну вьющихся волос без помощи служанки. Она делала высокую прическу, скалывая пряди золотыми шпильками, — таких причесок не носили обитательницы соседних домов. Потом аккуратно наносила грим перед маленьким бронзовым зеркалом и обрызгивала себя духами.