— Входи, дружище. И что это за разговоры о злоупотреблении? Ты ведь знаешь, что я тебе всегда рад. Ты что-то хотел мне рассказать?
Вместо ответа Трибониан поставил на стол перед правителем деревянную фигурку старухи и, толкнув пальцем, привел ее в движение: старуха закивала головой и затрясла бедрами. Какое-то мгновение Юстиниан пристально смотрел на фигурку, затем выражение его лица изменилось, и на нем появилась легкая усмешка.
— Тебе эта фигурка случайно никого не напоминает? — спросил он, глядя на Трибониана.
Ухмылка на губах подквестора послужила ответом.
— Заметить это сходство было бы с моей стороны чересчур бесцеремонным, — ответил Трибониан, опуская глаза.
Юстиниан вновь бросил взгляд на фигурку.
— Это поразительно! — воскликнул он. — Невероятное сходство… — Юстиниан захохотал.
Теперь и Трибониан присоединился к нему. Оба, довольные, так и покатывались со смеху.
Удивительным образом резчик Никия, который и в глаза-то не видывал старую императрицу, в своей резной фигурке передал совершенное сходство с Евфимией, но еще точнее ему удалось скопировать ее манеры.
Когда они закончили смеяться, к Юстиниану вернулось доброе расположение духа. Он пару раз потрогал пальцем фигурку, чтобы удостовериться, закивает ли она точно так же головой и затрясет ли вновь пышными бедрами. Затем он поставил фигурку на край стола, на отброшенный папирус, и повернулся к Трибониану, чтобы обсудить с ним тонкости какого-то закона…
Трибониан ушел, но теперь Юстиниан ощутил прилив энергии. После разговора с энергичным и дельным человеком ему всегда становилось легче на душе.
Он вернулся к работе. День уже подходил к концу; в окно заглядывали косые лучи заходящего солнца, ярко освещая фигурку. Правитель улыбнулся и машинально подтолкнул статуэтку: толстая старуха вновь проделала свой трюк. Вылитая ее императорское величество.
Взгляд его упал на папирус, на котором стояла фигурка. Что это за бумага? Видел ли он ее уже? 'Юстиниан извлек свиток из-под статуэтки и развернул его. Ах, да, это все то же письмо, что он читал, когда вошел Трибониан. Он взглянул на подпись внизу. Там значилось: «Македония».
Македония? Именно из этой провинции он приехал когда-то мальчишкой в столицу. Кроме того, так, кажется, звали одну особу… Точно! Теперь он ее вспомнил. Высокая, темноволосая куртизанка, которую он знавал много лет назад. Она родом из тех же краев, что и он. Насколько он помнил, в течение нескольких вечеров она составляла ему неплохую компанию. А потом ее след затерялся. Что с ней приключилось? Скорее всего, ссылка. Заговор какой-то… Что-то смутное всплывало в памяти. Тогда он просил его проинформировать, но никаких сведений не получил, а потом в суете все как-то забылось. Надо бы выяснить, что там было, пусть даже и минуло несколько лет.
Теперь Юстиниан принялся читать письмо. После витиеватого приветствия в нем содержалась всего лишь просьба к нему — давать передышку уму, обремененному грудами государственных дел, и немного отвлекаться как ради собственного блага, так и ради блага империи. Далее автор предлагал и способ — девушку по имени Феодора, которую он, возможно, нашел бы «поистине замечательной». А внизу другой рукой был приписан адрес. Нет, вовсе не на улице Женщин, а в скромном, но вполне пристойном квартале Константинополя.
Юстиниан в досаде готов был уже отбросить письмо, но взгляд его опять упал на деревянную фигурку старухи. Смех, который она у него вызвала, облегчил душу. О, теперь он вспомнил Македонию гораздо отчетливее, и эти воспоминания были приятны. Внезапно ему пришло в голову, что в ее предложении содержится нечто здравое. Похоже, ее действительно заботят его труды, по крайней мере она определенно не ищет для себя никакой выгоды, предлагая другую. И адрес… Ведь послать императорский паланкин на улицу Женщин это одно, а в скромный, но приличный квартал — совсем другое дело. Юстиниан с годами стал считаться с приличиями и не любил возбуждать ненужные слухи и пересуды.
«Да, давненько я не отвлекался, — подумал он. — В конце концов правителю империи это необходимо точно так же, как и простому смертному. Это верно замечено, что в последнее время я переутомился — наверное, старею».
— Феодора, — задумчиво проговорил он, — это означает «дар Божий».
Имя возбудило в нем любопытство. И он позвонил в колокольчик, вызывая Флавия…
Пронзительно и назойливо кричали дети, их матери перепуганно выглядывали из дверей, когда на узкой улочке загрохотали кованные металлом сандалии. Для убогого квартала явление было необычайное: в блеске серебра и золота чеканил шаг отряд эскувитов; восемь рабов в парадных одеяниях несли паланкин, пестро раскрашенный, с выпуклым металлическим орнаментом, с пурпурными занавесями по сторонам. Царские носилки! Никакого сомнения! От удивления глаза у женщин лезли на лоб.