Поверхность залива похолодела, окрасилась стальным цветом, покрылась неровными рядами валов, чередою идущих к берегу и разбивавшихся о серый песок. Грязные пенные буруны накатывались на сваи домов, дробились и оседали среди почерневших от сырости толстых стволов. Мутными потоками вода стекала к морю, оставляла позади комки бурых водорослей, блестки трепыхавшихся рыб.
С каравелл опустили дополнительные якоря, захлопнули крышки портов, закрыли люки. Как муравейник готовится к дождю и запирает входы, так моряки ждали грозу. В душных кубриках, пропахших потом и давлеными клопами, люди улеглись на матрасы в ожидании примиряющего и усыпляющего дробного шума капель. В гавани не надо бороться с бурей, работать с парусами, – здесь можно отдохнуть.
Раскаты грома прокатились над океаном, словно солнце за тучами упало в бездну. Молнии украсили черные стены, огненным частоколом надвинулись на бухту. Они гнали гром на корабли, на дрожавшие на привязи лодки островитян, на уцепившиеся за землю хижины. Облака порвались, с неба хлынули потоки.
За шторами дождя скрылись очертания гор, а потом и города. Голые ребятишки подставляли ливню животы, чтобы наполнил их силой, сделал великанами.
Ветер утих. Волны раскачивали каравеллы, разбивались о форштевни, прокатывались вдоль разъеденных червями бортов, глухо ударяли в обшивку. На «Виктории», давшей течь на подходе к острову, прибывала в трюме вода. Проклиная грозу, промокшие до нитки моряки качали рукояти насосов. Прохладная вода заливала глаза, растекалась по телу, щекотала пальцы ног. В это время на флагмане путешественники безмятежно спали или молились с Антонием о прощении грехов.
Господь гремел над ними литаврами, пугал огненными стрелами, изломанными как трещины в рассохшихся досках. Колотил кулаками по облакам, выбивал скопившуюся влагу на головы моряков, заблудившихся в лабиринте архипелага. Это Он случайно рассыпал из чаши жемчужины в океан, ставшие островами.
Ливень омыл корабли от скверны, выбросил за борт скопившиеся нечистоты, побрел по заливу к язычникам на их сторону острова, куда Творец услал молнии с громом, вняв молитвам францисканца. Дождь мирно стучал по палубам, мельчал, успокаивался, пока не наступила тишина с привычными звуками моря, прерываемыми ругательствами на «Виктории».
Откачивавшие воду вахтенные первыми увидели святого Эльма. На мачтах кораблей послышался легкий треск, будто кто-то грыз грецкие орехи. Удивленные моряки подняли головы, заметили вспыхивавшие на стеньгах и концах реев голубые искры. Они наполнили жизнью мертвые мачты, зажгли белые мерцающие огоньки. Те боязливо топтались на месте, опасались сорваться вниз и утонуть, но постепенно окрепли, принялись гоняться друг за другом, перепрыгивать на соседние снасти, кружиться хороводом по марселям, карабкаться по вантам на фор-салинги, взбираться к вымпелам.
– Святой Эльм пришел к нам! – закричали изумленные матросы и упали на колени. – Он среди нас! Помоги нам, Эльм! – вопили они, крестились на набухшие влагой паруса, где огоньки устроили кутерьму. – Укажи путь на Молукки! Верни живыми домой!
Моряки высыпали на палубы. Больных вынесли посмотреть на чудо, предвещавшее благополучный исход плавания. Молодые побежали к вантам, намереваясь подняться к огонькам, дотронуться до них. Матросов столкнули вниз, отогнали от мачт, дабы не осквернили великое таинство. Кто-то в экстазе катался по мокрым доскам, просил вернуть утраченные зубы; кто-то желал избавиться от недуга, поразившего ноги, искорежившего суставы; кто-то молил за родных в Испании, кто-то зачарованно со слезами умиления и радости безмолвно наблюдал игру святых тел.
Сквозь восторги, плач, бормотание послышался свист. К нему присоединилось шипение. На концах мачт вспыхнули снопы искр, как на шестах праздничных фейерверков. Скоро они погасли. На стеньгах грот-мачт колыхалось прозрачное светло-голубое пламя. Оно окутало вымпела, грозило через мгновение сжечь канаты. Но тросы не лопались, а огонь, то поднимался по стеньге к вершине, зависал над кораблем, то спускался к свернутому на рее марселю.