Через полчаса после неудачного телефонного разговора прогневленный Фернок прибежал в мини-штаб конторы. Ворвался в кабинет всеведующего Торреса, как бешеный, и стал громко требовать “свидания” с арестантом.
- Где он? Я немедленно должен увидеть эту тварь!
- Тише-тише – шепнул управляющий, - Не надо так нервничать, комиссар. Могу уверить, итальянец прокукует в тюрьме строгого режима до конца жизни, ведь ему недавно стукнуло семьдесят девять. Это не тот возраст, который может позволить долго и счастливо мотать срок.
- Да не дай бог, если сдохнет в тюрьме! – не успокаивался Фернок, - Мне нужна его смерть, но только от моей руки, а не от чьей-то другой. Понятно?
Разгневанный посетитель поставил своих боссов перед фактом – он, как бы там ни было, должен поквитаться с Басилио Моретти. И лучше никому не заграждать ему путь…
“Я не должен убивать. Я хороший человек. Я не должен. Я хороший…
Я не должен…”
Две тысячи двадцать второй год.
Фернок проснулся посреди ночи в холодном поту. Проснулся от многократно прокрученного в воспаленном мозгу сновидения.
– Я неплохой человек! Неплохой... – успокаивал себя он перед тем, как снова погрузился в царство Морфея…
Две тысячи одиннадцатый
- Вот тебе и... - только и смог молвить он, увидев перед собой не самое этичное зрелище - пьяного в зюзю начальника, развалившегося на "подогнанном" диване. Отекшее лицо и наличие полупустой банки в свисающей над полом руке поведали о Ферноке больше, чем мог бы рассказать о нем профессиональный психолог.
- Эсмонд? - тихим голосочком Дэвид проверил крепкость его дремоты. Он испуганно дернулся, когда храпящий Фернок открыл рот и с трудом произнес несколько слов, видимо, торопился поделиться маловнятным сновиденьем.
- Не хотел убить... Так плучилось... Не хотел... Я хроший... Хороший человек. Не хотел...
“Когда я говорю, находясь одной частью мозга во сне, я себя успокаиваю. Говорю, что хороший, что неплохой, чтобы, проснувшись, не ненавидеть себя очень сильно.
Каждый раз обещая себе завязать, я думаю, вот, наконец-то, сдержу данное себе слово. И каждый раз себя обманываю, подставляю…
Из одного вытекает другое, и становится очевидно, борьба с собой – самая трудная”
По просьбе влиятельного Торреса, способного обеспечить двум ненавистным сторонам долгожданную встречу, полицейские приняли Эсмонда Фернока и провели к задержанному.
Они с галантностью попросили вести себя корректно, “не делать глупостей”, на что экс-комиссар ответил:
- Можете быть уверены в искренности моего желания держаться по мере возможности. Постараюсь его не размазать…
Проведший до двери офицер предупредительно произнес:
- Вы сами передумаете причинять ему боль, как только увидите, в каком… - и открыл ее, - Все слова будут лишними. Вот, убедитесь!
Фернок благодарственно кивнул, разумно промолчав о своих не самых гуманных намерениях.
Но, как и предупреждал товарищ-полисмен, желание калечить итальянца, действительно, тотчас пропало: Моретти, ослабевший после проведения серьезной хирургической операции, давно распрощавшийся с имиджем жестокого гангстера, сидел на металлическом стуле и тяжело дышал, используя медицинскую трубку.
Старик с тонкой кожей и лысиной, занимающей пол головы спросил у вошедшего хриплым болезненным голосом:
- Кто вы, мистер? Что-то хотели спросить?
Широко раскрыв рот, Фернок смятенно выбежал из допроски.
Годы не смогли погасить жажду мести. Это получилось у одного мгновенья, которое экс-комиссар провел, находясь рядом с убийцей родителей. Сразу, после пренеприятнейшей встречи, стоящей настроения на целую неделю, он отправился на кладбище. Для того чтобы похвастаться перед достопамятной Джиллиан, перед девочкой, чью вдохновляющую доброту невозможно забыть.
- В прошлый раз, когда мы виделись, я не сдержал слово, убив двоих… - он (образно) заряжался милосердием, стоя у ее могилы, - Сейчас я никого не убил, хотя несколько предлогов было – хвастовство, если так это можно назвать, набирало обороты в геометрической прогрессии, - А последний повод – очень веский. Но и здесь я тебя не подвел…
Была ли Джил реальной живой дочерью, или это просто – ветер из окна, периодически пропускавший приятную прохладу – значения не играет. К потоку воздуха можно привязаться, если большую часть мучает удушье (повтор).
Один букет, второй… восьмой девятый.
Фонтанирующие страсти о формировании семьи, безжалостно захватывающие рассудок, время от времени посещающие того, кто попрощался с ветром, помогали не полностью, а лишь частично, ровно столько, сколько заказывала сущность попрощавшегося.
И где-то спустя несколько минут светлых мечтаний, после виртуозного погружения в неосуществимое будущее, до него доходило прозрение. Резко приземляющее. И все попытки улучшиться оборачивались тратой духовной энергии.
“Моя жизнь – месть. Хорошим и плохим. Вернее сказать, тем, кто подвернется под руку. И я, так или иначе, не могу измениться полностью. Не могу родиться заново. А все потому что…
Я – Эсмонд Фернок, вечен, как само небо”
Глава десятая. “Отголоски”
Много лет назад:
- Сукин брат! Ramo! (сука)
- Questo? (что)
- Pigrizia? (лень)
- Cura! (осторожность)
Двое убийц, нахально распоряжающихся в чужой квартире, искали состояние семьи Ферноков, ну, или
какие-нибудь большие-малые деньги. На полу лежали два трупа с огнестрельными ранениями. Один принадлежал мужчине, по-видимому, главе семейства, второй, следовательно, его супруге. Преступники не могли не порыться в их карманах. Иначе зачем было мочить?
Дисциплинированные гангстеритто, ранее не допускавшие промахов, зациклились на бабках, из-за чего не заметили зашедшего в квартиру ребенка. Зашедшего и тут же выбежавшего, который, перед тем, как навсегда покинуть дом, увидел тела предков.
- Più veloce! (быстрее)
- Un minuto più! (еще минуту)
Говорили преступники на родном, на итальянском, лишь изредка переходя на здешний английский. Вообще чтобы влиться в крутой бизнес, не имеющий края подобно космическому пространству, желательно было владеть всеми выделяющимися международными языками. Гангстеритто старались учить их…
Мало-помалу получалось.
- Non portare! (не подведи)
- Non preoccuparsi, Moretti (не беспокойся, Моретти)
Узнав о судьбе лучшей подруги своей матери, о незавидной участи Феодосии Мартин, которая недавно получила страшный приговор – рак четвертой стадии, Фернок посетил дом для престарелых. Женщина не стала ложиться в больницу, считая своим долгом умереть в том же доме, где муж.
Пять лет назад ее супруг, загремевший туда же, куда и она, покончил с жизнью, выпрыгнул с балкона. С тех пор онкобольная не хотела возвращаться, надеясь, что в один солнечный день дух умершего родственника заберет ее с собой.
- Я не могу решить, что мне делать. Я запутался, подскажите… - одного счастья до сих пор не случилось, так к старухе постучало другое, в лице сына ее подруги, которую так до сих пор и не забыла, - Нашел по справочнику. Говорят, вы знали мою маму…