Эсмонд стоял перед ней и, не стесняясь показаться недостойным, лил слезы:
- Хочу просто получить ответы. Вы ведь сможете мне их дать, сможете, да?
Больная, повернувшись к нежданному посетителю, слегка побледнела от смешенных чувств. Столько лет, а пришел только сейчас… когда что-то понадобилось. Но хозяйка палаты смогла заменить равнодушие теплом и попросила зашедшего присесть.
Позже она сама наговорила такого, что у собеседника внутри все перевернулось наизнанку:
- Поверишь мне или нет, после смерти твоей мамы мы с мужем, упокой его душу, предприняли все, чтобы посадить
сволочь Моретти. И мы находились в шаге от успеха … - несмотря на неутешительный диагноз, Мартин говорила без малейшей запинки, совсем как здоровая.
- И что вам помешало? – спросил Фернок.
Феодосия призналась:
- Ты, наверное, меня возненавидишь, но нас перебил страх… - и своим признанием сделала беседу еще более трогательной, - Страх за наши жизни. У скотов вроде Моретти везде имелись свои связи и мы просто боялись, что он кого-то наймет…
Чувствуя вину перед сыном подруги, перед заботливым и сочувствующим Эсмондом, больная едва не заревела.
- Я понимаю – попытался успокоить Фернок, - Можете продолжать, если хотите… - он налил ей воды в глиняную кружку с отколотым краешком, - А если нет, можно и закончить диалог. На ваше усмотрение, в общем. Заставлять погружаться в ужасное прошлое, если вы сами того не хотите, я не буду…
Через полчаса после комплексного обеда экс-полицейский спросил у названной тетушки, что она думает по поводу всем известных фактов – его ареста и последующего заключения под стражу, а также внезапного освобождения.
- Скажите… вы ведь знаете, какое испытание я прошел не так давно? – Фернок опасался, что самый близкий (на данный момент) человек начнет критиковать и осуждать. Он, конечно, примет это, он проглотит любое мнение о себе, неважно, насколько отрицательное, но ему чисто по-человечески хотелось бы услышать что-нибудь другое, что-нибудь теплое, - Включаете иногда телевизор? Или прессой увлекаетесь?
- Ха-ха-ха… - широко улыбнулась старуха, - Может, я и обречена на мучительную смерть, может, и метастазы уже распространились в отдаленные органы, и размер опухоли увеличился до неоперабельного, но, поверь на слово, я еще не совсем отстала от жизни…
Ее кошачье непрямолинейное поведение Фернок расценил как попытку выразить неоднозначное отношение к темным моментам его биографии.
- Ну, так, значит, вы находитесь в курсе подробностей моего путешествия в тюрьму и обратно?
- Знаю… - махнула рукой Феодосия, - Я скажу так, все люди совершают ошибки, а такие люди, как ты, Эсмонд, заносчивые и ужасно неусидчивые, их еще и повторяют неоднократно. Поэтому ничему из того, что с тобой стряслось там, я не удивлена…
- Ужасно неусидчивым? Интересненько, это когда я таким был?
- Мать так передавала…
“Мне начало казаться, тетушка знает обо мне больше, чем я сам о себе ведаю”
Побродив по палате, гость заметил на верхней полке невысокого шкафчика фотографии, вставленные в рамки из красного дерева, а на одной из них увидел…
- Не верится, это ведь я?
себя – маленького мальчика с красивым румянцем, синими перчатками, замурованного в теплую зимнюю куртку, которая сидела на нем как скафандр.
Он показал женщине снимок:
- Скажите, это я на фотоснимке?
Внимательно посмотрев, прищурив глазки, Феодосия подтвердила догадку Эсмонда:
- Да!
“Надо же как чудесно иногда все выходит. Даже не веришь, что когда-то чувствовал себя беззащитным мальцом… Или… я не верю, потому что всегда считал себя взрослым и самостоятельным?”
- E polizia? (а полиция)
- Che Cosa ? (что)
Обыскав квартиру, перерыв все верх дном, убийцы нашли весьма сомнительную сумму. Несколько честно заработанных тысяч долларов. Видать, Ферноки были не из богатых.
Не желая понапрасну рисковать, они покинули жилище, оставив за собой боль, разгром и смерть…
- Ненавижу!
“Я забыл озвучить главный вопрос. Пришла пора”
- Миссис Мартин – Фернок с лицом, показывающим грустное любопытство, подошел к онкобольной, встал на колени, нежно взял ее за руку и уставился в глаза, - Что делать-то?
Женщина предполагала и ранее, что услышит подобный вопрос:
- Тебе не дают покоя мысли о мести, сынок?
Экс-коп ответил, поцеловав тыльную сторону ее кисти (ладонь):
- Всегда…
“Хорошо, что на свете еще остались люди, которым можно открыться. Без них мир был бы еще тяжелее, по крайней мере, для меня, сильно ограниченного в признаниях”
Феодосия опять улыбнулась, стараясь сиять жизнерадостностью в трудные для Эсмонда секунды:
- Хотела бы я в энный раз назвать грех убийством, зачитав библейскую заповедь, но, видят небеса, Моретти не заслужил прощения…
Гость не сразу поверил в услышанное – в то, что его, на первый взгляд, жестокую идею кто-то да одобрил.
Не отпуская кисть лежачей, Эсмонд спросил:
- Вы, правда, считаете, что радикальный способ,
применяемый в крайних ситуациях – выход из этой?
- А почему нет? – мотнула головой Феодосия, - Или потеря родителей не показалась тебе крайностью?
“Все так. Она мудра. Но что-то, точнее, кто-то меня отговаривает.
Кто же это? Лучший Я? Другой Фернок? Тот, которым я мог бы стать, не ступив на тропу войны?”
Женщина буквально завелась:
- Почему мальчик, ставший одиноким сиротой, должен страдать и ненавидеть жизнь, а кто-то, кто искалечил его детство, даже не раскаявшись, не попытавшись загладить вину, припеваючи топтать землю?
Не выдержав ее напора, Фернок попросил:
- Успокойтесь. Не смейте притягивать к себе мои проблемы. Вам с вашим здоровьем нужно думать о более позитивных вещах, уж точно не об убийствах и якобы необходимом насилии…
Получив от Эсмонда совет о невмешательстве, больная безутешно расплакалась. Снова. В третий раз за время их недолгой, но очень сентиментальной встречи.
- Я целых два года пыталась помочь тебе, хоть и не подходила к тебе, не навещала, потому что не обладала опытом общения с детьми и боялась усугубить. Соблюдала дистанцию…
- Ничего… - Фернок уже пожалел, что попытался запретить ей думать и говорить то, о чем, старушка, вероятно, хочет думать и говорить.
“Зря я”
- Я могла бы перебороть неуверенность и стать чуть смелее, чуть решимее, могла ба постараться и не допустить твоего попадания в приют, усыновив вас с сестрой. Тем более супруг был не против. Мы какое-то время очень мечтали о детях…
“Я обожаю такие встречи. Люблю очень сильно. Они напоминают мне, что я все еще человек, а не бесчувственная мразь, грезящая о мести”
- Меня приют устроил, не жалуюсь… - сказал экс-комиссар, - С родным домом, конечно, не сравнится… - и, глубоко вздохнув, - Но дом без родителей – уже другое место.
Выйдя на улицу, ловя перчатками падающие с неба снежинки, ребячески смеясь, убийцы поделили между собой деньги. Тому, кто помладше, сеньору Моретти, досталась меньшая часть добытой суммы. Но начинающий криминальный авторитет, уважая решение своего более взрослого и обученного грабежу и разбою товарища, не смел претендовать на что-то большее.