— … а один взмах, — что-то неуловимое проскальзывало в его голосе, толи в разбежке интонаций, толи колебании, выдавая лёгкое волнение и неловкость, видать, воровской путь не слишком располагал к длительным разговорам и парень от монологов давно отвык. — Вот я и думаю: хороший тотемный зверь, ведь и на герб хорош?
В этот момент Яританна едва не взвыла, поскольку только что жестоко разочаровалась в человеке, чья болтливость запросто могла соперничать с умениями их наставника по логике и риторике вместе взятыми. Настолько банального возвращения к теме перстня она пережить просто не могла. Девушка, конечно, понимала, что, кроме кольца мало-мальски общей темы для разговора с деревенским чудиком у них не было (да и какой это разговор в потоке односторонней информации), но рассчитывала порадовать свой ум, хотя бы очередным вывертом своего навязчивого собеседника. Она даже предвидела его следующую фразу, о том хорош ли тот герб на родовом перстне и девушке нестерпимо захотелось отходить болтуна горячей ложкой.
— Вот уж глупость! — не сдержалась от возгласа Чаронит, чувствуя, что ещё немного плясок вокруг кольца и наступит жестокое избиение названного кузена, с последующим запихиванием основного предмета разговора кое-кому в глотку, а может и другое подвернувшееся место. — Гербы выбирались всегда по двум типам: описание (когда кто-то из рода качественно представился перед историей) или пожелания (когда никто отличиться не успел, но как-то поощрить горемык следует). А теперь подумай: какое описание или пожелание может быть в медведе для рода?
— Как какое? — невольно хохотнул вор, приподнимаясь с земли и внимательно вглядываясь в девушку; раздражение лишь слегка намечалось в его голосе. — Мощь, сила, власть, свобода, непоколебимость…
— Офигеть какое счастье! — наигранно возмутилась девушка, даже руками всплеснула для чистоты эффекта. — Для рода само то! Огромный ненасытный одиночка (только у одного вида семьи создаются да и то полигиния), собственных детей пожирает, если самка недосмотрит, питается всем в подряд от животных до отбросов, дрыхнет по полгода, зрение слабое. И, это, дрессируется отменно всем, кем ни попадя. Прелесть описание для рода, прям, закачаешься! Хотя, наверное, смотря для какого… Может, каким разорителям и мародёрам и в самый раз будет.
Парень был явно недоволен. Пусть внешне почти ничего не изменилось, ни в расслабленной, слегка вальяжной позе, ни в выражении ухмыляющегося лица. Может, что-то проскользнуло в выражении глаз, если бы их так легко можно было рассмотреть. Только от него неуловимо потянуло опасностью, что Танке даже захотелось отшатнуться. Но верная своей нетипичной реакции, девушка продолжила, старательно пялясь в помешиваемое зелье:
— То ли дело волк! Волк это символ! Пусть и не самый крупный и свирепый, да и не в этом его сила. Его сила в стае, где каждый чтит своё место и обязанности. Стае, что способна неделями вести свою жертву, и годами мстить за своих соплеменников. Где верные пары создаются навсегда, и о детёнышах трепетно заботятся, как родители, так и прочая родня. И человека они, хоть и могут принять, но останутся дикими до последнего. Хитрый, жестокий и верный своему роду зверь…
— Предок дворовой шавки, — презрительно хмыкнул оборванец, той самой шавкой в глазах добропорядочных граждан и являющийся.
Яританне захотелось опрокинуть на него чугунок. Не сильно: только до кровавых волдырей и сотрясенья мозга. Хотелось заорать, топая ногами, что дворовые шавки это как раз от того, что с людишками спутались, мелкими и глупыми чужаками. Да за оскорбление собак ещё и ногами попинать это обваренное и пришибленное тело, при этом обязательно в своих бронебойных лаптях повышенной пробиваемости. Увы, благородным порывам свершиться было не дано: из-за угла показалась встрёпанная и порядочно измученная травница и с протяжным, жалостливым кряхтением плюхнулась на завалинку, пару раз дёрнув босыми ногами.
— Всё-о-о-о, — тяжко прохрипела она, не отрывая лба от затёртого до блеска деревянного ствола. — Свинья отелилась, коровы в стойлах, конь на пасеке! В жизнь больше с животными работать не буду. Это же не люди! Вот ты к ним с миской подходишь — они смотрят такими большими доверчивыми глазами, укор такой, столько боли и надрыва, что самой тошно становится, будто на самом деле травить собралась. Просто до пяток пронимает такой взгляд. Уже и руки трясутся, и чудовищем себя чувствуешь… Но справилась же! Теперь бы ещё отмыться от навоза и пару гематом свести, рёбра эта дура рогатая не поломала и то хорошо. А маленькие свинушки такая прелесть! Мне даже одного обещали, только почему-то котёнка…
Травница тяжело вздохнула, вспоминая миленьких, продемонстрированных хозяйским сынком слепых и мокрошкурых новорождённых котят. Нежное девичье сердце даже после тяжёлого изматывающего труда в коровнике затрепетало от нахлынувшего умиления, а ручки непроизвольно потянулись к маленьким пёстрым тельцам. Однако, сжав зубы, пришлось себя остановить. Во-первых, после манипуляцией с воспалённым коровьим выменем в далеко не стерильном окружении трогать чисто вылизанных молодой мамашей пушистиков не хотелось. Во-вторых, прибавлению в компании совершенно не обрадуется прижимистая Чаронит, что к кошкам относилась более чем холодно, можно даже сказать взаимно ненавидела ввиду своей духовницкой направленности. Ругаться с ней из-за нового такого нежного и хрупкого приобретения было рискованно, а пытаться спрятать — бессмысленно. В-третьих, травничья натура подсказывала не доверять хитрым и изворотливым селянам: им вполне хватит свинства выдать подарок за оплату и вытолкать за дверь на ночь глядя. Это у ратишей, что только воевали и колдовали, может быть широкая натура. Считающие крохи простые жители такое благородство себе позволить не могли и раньше, во времена расцвета ратишанской власти. Только котейку всё равно было жалко.
Девушка ещё раз дрыгнулась всем телом, пытаясь привлечь внимание окружающих к своей проблеме и душевным метаниям. Хотелось, как в детстве, покапризничать, похлюпать носом, возможно даже слегка постучать руками и ногами для большего эффекта. Только практика показала, что такое поведение действует далеко не на всех и не сразу. И если Танка просто поморщится, окатив волной презрения, ну, может, пнёт разок, то реакция малознакомого мужчины была травнице неизвестна. Большая часть мужского населения, конечно, жалела милую девочку, но находились и нервные экземпляры. Алеандр пристально глянула на болезного, прикидывая степень его нервности. Парень перехватил её взгляд и сально подмигнул.
— А мы тут волков обсуждаем, — при этом Виль одарил недавнюю собеседницу таким взглядом, будто этого самого волка ему в курятник засунули. — Может, их наиболее ярым почитателям в оборотни уйти?
Духовник на провокацию не поддалась. Напротив, девушка задумчиво притихла, потирая подбородок и продолжая рассеянно помешивать состав. Между красиво очерченных бровей пролегла складка, глаза потемнели. В воздухе начал витать аромат приближающегося Бздика.
— Э-э-э, Та-а-ан, — Алеандр сползла с завалинки и подобралась поближе к вору, — не смотри на меня так плотоядно! Я не буду готовить тебе оборотное зелье!!!
— Почему это? — вынырнула из омута собственных мыслей духовник и вполне серьёзно обиделась.