Он облегченно опустил голову на ледяной асфальт. Было, конечно, темно, ни луны, ни звездочки, но все-таки не так темно, как в багажнике. И вдобавок, свежий воздух.
Василий лизнул уже успевший образоваться наст. Постепенно тошнота отходила, забиваясь в самый дальний угол под ударами холода.
Куртка-пуховик несколько смягчила боль при падении, но от замерзшего асфальта она не спасала.
Через несколько минут Василий различил дорогу, скрывающуюся в темноте, высокие, с белыми полосочками на боках деревья по обе стороны и подернутое местами белым поле, утопающее в ночи.
Потом он почувствовал ветер, не сильный, но промораживающий так, что пальцы отказывались сгибаться, а лицо задубело, превратившись в маску.
Лежать долго было нельзя. Можно замерзнуть заживо или дождаться, пока в машине обнаружат его отсутствие. Здесь его спасла темнота. Водитель просто не заметил, что багажник открылся.
Василий оперся на руки и с огромным трудом поднялся, как будто первый раз в жизни. Сделав первый шаг, он чуть не упал, ноги отказывались идти, а голова — держать равновесие.
Ледяной ветер, словно почуяв жертву, моментально усилился и без труда проникал сквозь одежду, вызывая лихорадочную дрожь.
Шатаясь из стороны в сторону и сунув руки поглубже в карманы, он побрел по дороге, съежившись и сгорбившись. Нащупав в кармане сигареты, он сразу же закурил, еле удерживая сигарету в несгибающихся пальцах.
Ни одной машины, ни одного огонька в обе стороны. Только неясно вырисовывающиеся телеграфные столбы со свисающими проводами.
Он так и шел, все время прямо и прямо пока дорога не превратилась в безбрежный, покрытый льдом океан. Завывающий ветер и разбитые глыбы льда, а он — среди них, бежит, ищет выхода, тепла, а их нет. И вдруг видит, что сам уже врос в здоровенный кусок прозрачной замерзшей глыбы и чукчи-ледорубы стучат по гладким стенкам своими молотками. Он пытается крикнуть им… и не может.
Его за плечо тряс какой-то человек. Василий открыл глаза и ощутил на лице горячий воздух.
Молодой паренек несмело теребил его за плечо, заглядывая в лицо. На вид ему было лет девятнадцать.
Василий перевел дух, ему показалось, что он снова в той самой машине. Он с трудом отличал реальность от видений.
Паренек, увидев, что пассажир открыл глаза, облегченно вздохнул и положил одну руку на руль.
— Приехали, — сказал он. — Вылезай.
Василий ни понял, о чем идет речь.
— Куда? Куда приехали?
— Как куда?! — изумился водитель. — В аэропорт, в Борисово. Далековато вышло, но вы обещали заплатить…
Василий в недоумении уставился на малолетнего шофера. Тот старался не смотреть в сторону пассажира, кляня себя за то, что не разглядел его получше, когда сажал. Застывшая кровь на лице, разбитая голова, весь грязный, рваный. Болван! Ноги бы унести теперь…
— А как я к тебе попал?
— Вы меня остановили и…
— Где?
— Не доезжая Светлогорска, там до моря километров восемь оставалось. Вы из-за дерева вышли, резко так, чуть не упали. Я испугался, что собью и остановился. Вы потом сели в машину и сказали в Борисово ехать, в международный и сразу уснули. — Паренек решил умолчать о деньгах.
Василий покопался во внутреннем кармане и на удивление обнаружил там свою корочку. Водитель сразу успокоился, когда прочел ее содержание.
— У тебя есть что-нибудь попить? — Василий вспомнил про жажду. Парень протянул ему полторалитровую бутыль колы. — Ладно, ты завтра или послезавтра заедь в управление, отыщи меня, я заплачу.
Выходить из теплой машины не хотелось. Разбитое тело вообще отказывалось повиноваться, голова опять начала кружиться. В глазах поплыли огни освещенного аэровокзала.
Он кивнул водителю и с большим трудом вылез из машина. Счищенный с тротуара лед был сложен в большие неровные кучи. Ветер по причине отсутствия деревьев разгуливал с особенной щедростью.
Собрав последние силы, Василий дошел до дверей и приоткрыв их прошмыгнул внутрь. Струя теплого воздуха от вентилятора, встроенного в стену приятно ударила в лицо, расслабляя застывшие мышцы. С наслаждением он протянул отмороженные руки навстречу теплу. Закрыв глаза, Василий простоял бы так вечность.
— Эй, ты, пошел отсюда! — позади внезапно раздались тяжелые, не внушающие доверия шаги.
Он повернулся. Перед ним, помахивая дубинкой, стоял омоновец. Ноги на ширине плеч. Высокие шнурованные ботинки, плотная фигура и злобная рожа.
Василий медленно полез в карман.
Омоновец наблюдал за его движениями с презрительной полуусмешкой и нескрываемым отвращением.