Чем ближе продвигалась очередь, тем страшнее становилось Насте: неужели и тут ее не примут?
У заветного окошечка на Настю даже не взглянули, а сразу сунули для заполнения анкету.
Во втором окошечке анкету приняли и вручили памятный ярлычок, когда и куда явиться на профотбор, который должен был определить склонность к той или иной профессии.
Мария сама сдавала Настину анкету. Показав свои документы, она попросила, чтобы сестру направили на завод, где работает она. Ей обещали, сделав на анкете пометку.
— Ну вот, должно все получиться как надо! — весело заверила она Настю и побежала к трамваю. Ей еще предстояло отработать на стройке во вторую смену.
Проводив сестру, Настя пошагала домой пешком, браво сдвинув на макушку свою панамку. Давно уже Настя не испытывала такого приподнятого настроения, как сейчас. Она ловила свое отражение в витринах, горделиво думая, что вот идет уже коренная москвичка, в скором времени юная рабочая.
И да здравствуют любимая сестра и ее муж! Сегодня она не поленится сварить для них картошку без мундира и даже, может быть, напечь блинов.
Войдя к себе в подъезд, Настя остановилась напротив двух зеркальных окон Антонины Самохиной, одно из которых, заставленное цветами в горшках, было сейчас слегка приоткрыто.
«Зайти — не зайти?» — подумала Настя и крикнула:
— Тоня!
В окне, сдвинув тюлевую занавеску, появилось красное, будто распаренное, лицо Дарьи Степановны. Она не сразу заговорила, рассматривая девушку:
— Тебя не узнать, сияешь, как самовар начищенный... Уж не кошелок ли с деньгами кто обронил, а ты подобрала?
— Подобрала... только не кошелек, а поважнее кое-что!
Дарья Степановна недоверчиво покачала головой.
— Вечерком наведайся, — помедлив ответила она. — Тонечка на службе.
Спустя неделю, когда Мария с Михаилом были уже дома и поджидали уехавшую на профотбор Настю, она, сияющая, распахнула дверь в комнату.
— Прошла. Общее развитие признали выше среднего. Назначили к тебе, Мария, в ФЗУ Господшипник-строя, — кидая пальто и панамку на стул, выпалила девушка. — Но вот беда, занятия начнутся лишь в начале октября...
— Ну и прекрасно, поздравляем, — заговорили в один голос сестра с зятем. — Ждали больше, а два месяца пролетят — не заметишь! Домой напиши, маму обрадуй.
Весь этот вечер Настя как бы отрешенными глазами смотрела на знакомую обстановку незатейливой комнатенки. Ей мерещилось заводское училище с длинным коридором, большими окнами, шумная ватага подруг и мальчишек. И она — Анастасия Воронцова — равноправный член этого большого коллектива сверстников!
К удивлению своему, чего с ней никогда не случалось раньше, Настя никак не могла заснуть. В воображении проносились картины одна другой отраднее и распирало желание то затянуть песню во все горло, то отбить чечетку.
Настя тихонько встала, накинула халат сестры и вышла из комнаты. В кочегарке она включила свет, кубарем скатилась с лестницы вниз, к котлу, пребывающему в летнем отпуске, и звонко запела:
И в то же мгновение стены котельной стали басовито повторять лихой девчоночий голос. Чудесная акустика жила в этой старенькой котельной, когда-то согревавшей уютные барские хоромы!
Судьба, оказывается, прямо-таки поразительно распорядилась Настиной жизнью: после ученической парты попасть чуть ли не в истопники, а затем подниматься все выше по рабочей лестнице!
Скорее бы уж проходили эти два месяца, которые она постарается провести с пользой. Почему бы, например, не заявиться в редакцию «Пионерской правды» и не сказать там, что она была их юнкором? При газете, очевидно, имеется литературный кружок. Завтра же, не откладывая, нужно ехать туда.
Как это раньше ей не пришло в голову? Глядишь, давно бы перестала киснуть и донимать сестру и Михаила своим дурным настроением!
Г Л А В А X
Ожидание ожиданию рознь. Когда ждешь чего-нибудь, надеясь и не надеясь, содержимой навязчивостью, перебирая в уме «за» и «против», — это тяжело и мучительно.