— Здравствуй, в Москве почти не видимся, хоть и живем в одном доме, так я за тобой следом примчалась...
— Молодец, правильно сделала, — проговорила Настя, безропотно выдерживая Тонины лобзания.
Тоня выглядела очень нарядной: на ней была пушистая кремового цвета кофточка («Из торгсина, не иначе», — отметила про себя Настя) и темно-синяя юбка колоколом. Светлые волосы закручены на затылке в замысловатый узел.
— Ну, рассказывай, как живешь, как проводишь время? — наступала гостья, будто они давным-давно были подругами и поверяли друг другу девичьи тайны.
— Хорошо живу: учусь, работаю, — охотно отвечала Настя, неожиданно припомнив себя маленькой замарашкой, на которую дочь отчима когда-то смотрела свысока.
Антонина, словно поняв что-то, прервала разговор, принялась рассказывать о себе: служит она по-прежнему машинисткой в учреждении, среди старых дев, тоска смертная. Что касается подруг — шаром покати: одни ей не по душе, другим — она.
Тоня улыбалась, и на ее бледно-розовых щеках появились ямочки.
Она привезла мачехе подарок: кашемировый отрез на платье из старых запасов, кулечек муки. Соскучилась по родине, а тетка наказывала побывать у отца на могиле.
За завтраком Настя рассказала про литкружок, про своих друзей и подруг.
У гостьи в глазах запрыгали завистливые огоньки.
— Знаешь что, — обратилась она к Насте, — познакомь меня с кем-нибудь, ладно? Или лучше заходите всей компанией ко мне. В самом деле, Настенька! Что тебе стоит...
— Хорошо, зайдем, — несколько неопределенно пообещала Настя, потому что не знала, как устроить это.
Днем девушки вместе с демонстрацией прошлись по главной улице под духовой оркестр, потом, изрядно озябнув на ветру, завернули домой.
Тоне все казалось в городке мизерным, некрасивым: и демонстрация в несколько сот человек, и принарядившиеся ради праздника жители.
— Смотри, смотри, шаль-то с какими разводами, при царе-горохе, должно быть, куплена, — мало беспокоясь о том, что ее могут услышать окружающие, смеялась Тоня, хватая Настю за руку.
— Самохинская дочка пожаловала... Ишь, недобитые буржуи, — донеслись до Насти пересуды в женских рядах.
Дома гостья заявила, что вечером они с Настей пойдут в клуб.
Ксения Николаевна, поправляя свой полуседой пучок, робко напомнила падчерице:
— А к отцу на могилку когда же?
— Ах да, совершенно вылетело из головы! — Тоня на секунду задумалась, потом ловко щелкнула пальцами, тоном избалованной девочки спросила у мачехи:
— Если останусь назавтра погостить у вас, не выгоните?
Ксения Николаевна только головой покачала. Ответила Настя:
— Оставайся, что за вопрос!
Тоня затеяла делать себе новую прическу перед зеркалом, сменила кофточку. А ту, которая была на ней, заставила надеть Настю. Та надела и не узнала себя.
Тоня пришла в восторг — ну до чего же к лицу!
— Дарю! — воскликнула она. — Носи, красуйся, пользуйся успехом, — и услыхала в ответ:
— Не надо, не возьму.
— Возьмешь. У меня не последняя, а мы не чужие! — раскрасневшись, запальчиво кричала Тоня и не успокоилась до тех пор, пока не настояла на своем.
Ксения Николаевна, возясь с посудой, только головой качала, сочтя благоразумным не вмешиваться: как поступит дочка, пусть так и будет.
«А Тонечка-то, господь с ней, взбалмошная, не в отца пошла и скупости в ней ни на грош», — растроганно думала она о падчерице.
В клубе у Насти оказалось много знакомых по школе, по пионерскому отряду, все выросшие, изменившиеся. Заиграл баян, начался бесконечный вальс, кружись и кружись, потому что ничего другого никто не умел.
Настю приглашали наперебой, затем кто-то попросил ее выйти на сцену и почитать стихи. Она согласилась. Прочитала Пушкина «Я вас любил» и отрывок из «Евгения Онегина». Ей шумно хлопали.
Для Тони нашлись кавалеры посолиднее: заведующий клубом и молодой начальник электростанции не отходили от нее. Приходилось танцевать то с одним, то с другим.
Девушки косились на Тоню. Ее бесшабашный хохоток достигал ушей Насти, вызывал улыбку.
«Простецкая девка эта Антошка!» — невольно думалось ей.
Когда кончился вечер, местные девчата отбили-таки у Тони своих кавалеров, не позволили им пойти провожать ее до дома.
— Пользуйтесь на здоровье! — насмешливо бросила им вдогонку Тоня.
Ни капельки не обескураженная, с самоуверенным достоинством красивой девушки, она продолжала стоять в дверях, ожидая Настю.