— Ну, тетка, не дай бог, услышит твои советы Федя!
— Ой, святые отцы, а для чего ему слышать? — запричитала Дарья Степановна, опускаясь на стул возле стола. — Ты, надеюсь, не переводчица? Мало ли какое слово промеж нас бывает сказано.
Багровое лицо тетки с многочисленными родинками раскраснелось. Она расстегнула воротник кофточки и махала на себя руками.
Нескладная теперь пошла у людей жизнь. Все как будто сговорились портить ее себе: до старости учатся, до хрипоты митингуют. Бабы мужикам подражать бросились!
От скуки Антонина, когда Насти не было дома, опять стала заходить к Карповым, хоть словом перекинуться с Марией.
Теперь у Антонины почему-то все оставалось в прошлом: была, был... Была влюблена в Федора, а он был простым, уступчивым парнем. Сейчас не такой. То привяжется уговаривать ее пойти с осени в техникум, а то начнет «втягивать» в общественную работу. Надуется на нее и ну теснить высокопарными словами о долге перед обществом!
Впервые Настя собиралась на литературный кружок в редакцию точно на пытку: там сегодня, по словам тетки Дарьи, будет и Тонечка с мужем.
— Ба, ба, а ты-то здесь зачем? — вместо приветствия обратилась Настя к Антонине, ничем не выдав своих чувств. Голос ее был наполнен искренним недоумением, в глазах насмешка.
— Я? Я для общего развития... — пролепетала Тоня под устремленными на нее взглядами литкружковцев, сама понимая, что получилось глупо.
— А, ну тогда сиди, развивайся!
Беглым взором Настя заметила, что на Антонине накручено что-то черное, кружевное, дорогое и красивое. Однако черт с ней, лучше не смотреть. Побольше выдержки и безразличия. Вон вокруг нее сколько друзей — это ли не поддержка!
Володя Ивлев раздобыл Насте из кабинета редактора мягкое кресло: его торжественно пронесли на руках, будто трон.
Словно вездесущий дух, Володя Ивлев угадывал в этот вечер все Настины желания. Потом незаметно он отозвал Федора на минутку в другую комнату.
— Вот что, ты мог бы понять, ты не лишен проницательности... Ну, зачем, спрашивается, притащился со своей половиной? Настя Воронцова такая девушка, такая девушка...
У Владимира дрожал и срывался голос, но он не стеснялся своего волнения.
— Напрасно тебя некоторые литкружковцы считают за порядочного человека, — продолжал он.
— Я слушаю, валяй дальше, — проговорил Коптев, сосредоточенно вертя ключ на пальце.
«Нет, я на грани... Я могу двинуть ему по смазливой роже!» — зло подумал Владимир, но, всмотревшись в понурый, мрачный вид Коптева, тихо свистнул.
— Федор, ты что? — удивленно спросил он.
— А то... что бы вы обо мне ни думали, что бы ни говорили, я сам себя наказал куда похлеще! — раздраженно отвечал Коптев. — И будь другом, не станем говорить об этом!
С того самого дня, когда Настя, однажды сойдя с трамвая напротив дома, увидела прогуливающихся под руку двух людей, с которыми ей меньше всего хотелось бы встречаться, она поняла, как это тяжело жить с ними под одной крышей, с вечной угрозой столкнуться лицом к лицу.
Спускаясь к себе по лестнице, Настя лихорадочно стала думать о том, как обезопасить себя от нежеланных встреч? Уж не попроситься ли жить в общежитие? Стыдно признаться, но это было так: Настю временами тяготило Мариино сострадание, которая все видела и понимала. По своей деликатности сестра ни единым словом не встревожила Настю, зато отводила душу с Михаилом.
— Дешевка парень, прельстился нарядными юбками... Да он Настиного мизинца не достоин! — как-то говорила она ему, не догадываясь, что сестре все хорошо слышно в кухне.
...Сколько же ей, Насте, придется страдать, мучиться, цепенеть от боли? И писать в дневнике о своей тоске-кручине. Ни на что другое она не была сейчас способна: недоконченный очерк, начатый рассказ — все было оставлено, не хотелось даже заглядывать в папку с рукописями. Второй месяц Настя ничего не читала на литкружке.
— Почему? — спросили там у нее, наконец.
Застигнутая врасплох, она пунцово покраснела.
— Над большой вещью, вероятно, работает, — проговорил Володя Ивлев, хотя ничего подобного не думал. Просто испугался за Настю, как бы она не разревелась при всех. Хорошо еще чета Коптевых, не досидев, ушла с кружка.
— Ты вот что, Настенька, покопайся-ка в своих архивах. Знаешь, как бывает: полежит, полежит, возьмешь почитаешь и, глядишь, захочется подправить, дописать, — посоветовал ей Ивлев. — А если уж совсем не лежит душа к писанию, не неволь себя — пройдет. Пока читай, учись у классиков.