— Да, да, я попробую, — согласилась Настя, тронутая его участием.
На кружке растревожили в Насте самое больное: отчего ей перестало писаться? Похоже на то, что кончилась любовь и вместе с нею ушло вдохновение. Тогда, стало быть, литература не ее призвание? Говорят, в юности чуть не каждого человека тянет писать стихи, а с возрастом это проходит.
Необходимо что-то предпринять. Но что именно? Взять бы и завыть от тоски. И то нельзя. Кругом люди, услышат — стыдно будет. Еще лучше бы переколотить вдребезги ненавистные зеркальные окна на Басманной с вечно опущенными шторами.
Настя вышла из редакции одной из первых, забыв попрощаться с оставшимися, и это так изумило всех, что никто не посмел предложить себя в провожатые.
Накинув кожаный реглан, Даша Зернова выскочила вслед за девушкой.
Часа за полтора до занятий Настя занесла в ячейку конспект доклада о положении в Германии, который ей поручили сделать на комсомольской теоретической конференции, извинилась, что написано вчерне, с помарками, и вышла.
Когда схлынул поток посетителей, Даша придвинула к себе Настину тетрадку и принялась читать.
И вдруг — Даша читала и глазам своим не верила: дневниковая запись в тексте конспекта — по рассеянности, от душевной муки?
«Села позаниматься и не могу... Делаю огромные усилия, чтобы сосредоточиться, а воображение настойчиво рисует его с чуточку насмешливым выражением лица, стоит ему слегка прищурить свои продолговатые глаза. Тоска и боль. Но за что, за что? Не сам ли он говорил, как я наивна, доверчива при своем особом восприятии мира. И грех тому, кто посмеет обидеть такую девушку! И вот сам первый обидел, почти сказав, что любит... И кого предпочел? Самовлюбленную ограниченную мещанку. С ней поговорить-то не о чем, кроме как о складочках на платье да модном вырезе вокруг шеи. Неужели и вправду он прельстился обставленной комнатой и всем тем, что натащила туда бывшая купчиха-тетка?
А если по пословице «Сердцу не прикажешь»? Тогда, значит, глупое, слепое сердце у него и совсем не стоит он того, чтобы жалеть о нем!
Как быстро вспыхнула и печально угасает моя первая неразделенная любовь!
Ни строки от тебя, ни письма на память... Ну что же, может быть, так оно и лучше! В товарищи свои я тебя тоже пока не зачисляю: нельзя, слишком больно еще! Но дай срок, я преодолею боль...»
«Ах, Настя, Настенька, как же ты не удержала свое сердечко на запоре! Да и я тоже хороша. Давно уже можно было заметить в тебе перемену... И на огонек ко мне вечерами перестала заходить...»
— Настя, обожди! — крикнула Даша, чуть было не потеряв девушку из виду.
Настя остановилась.
— Настенька, я ознакомилась с твоим конспектом. У меня нет серьезных замечаний. Если не возражаешь, могу вернуть его тебе сейчас. Зайдем в ячейку?
В ячейке на привычном месте Даша почувствовала себя увереннее. Она листала конспект, показывала свои отметки. А когда дошла до листка из дневника, невольно остановилась и подняла глаза. Настя тоже увидела его и вспыхнула до слез. Сама не понимая, что происходит с ней, покраснела и Даша.
— Извини, прочитала, — сказала она, захлопывая тетрадь.
Настя несколько секунд смотрела на секретаря, как будто ожидая, что же последует дальше. За этим столом она немало выслушала от нее товарищеских наставлений.
— Настя, ты, вне всяких сомнений, человек с характером, и ты справишься со своими бедами... Что же делать? Случается в жизни и такое.
Настя выслушала, глядя куда-то в сторону, лицо ее было задумчиво-грустным, очень юное, с еле заметным пушком на щеках.
— Да, я уверена, что все пройдет, чепуха, — скороговоркой пробормотала она, взглядывая на Дашу. — И, знаешь, давай больше не говорить об этом. Считай, что ты натолкнулась на мой литературный опус... Ну, для будущего романа, что ли!
«Милая моя, гордая умница!» — подумала Даша и заговорила о конференции.
Г Л А В А XXIII
Предстоящее выступление на комсомольской теоретической конференции для Насти оказалось просто спасением! Нужно было серьезно заняться докладом и быть во всеоружии, как сказал Миша, на случай непредвиденных вопросов.
— Да, да! — горячо соглашалась с ним Настя, хорошо зная любознательность комсомольской аудитории, мысленно готовясь поработать с полной самоотдачей, вопреки всем личным невзгодам.
И она горячо взялась за работу. Все газеты уделяли видное место сообщениям из Берлина, и ни одно из них не обходилось без имени Гитлера.