Об отце думалось легко, с удовольствием. На память приходили забавные случаи, пережитые вместе. Было у них и такое: кучу песка вечером, возвращаясь с картофельного поля, приняли за медведя! Улепетывали в испуге, крюку дали километра в два. Смеялись потом друг над другом, она валила все на отца, папанька — на нее.
— Вы хоть при соседях-то где не ляпните, — не разделяя их веселости, сокрушалась мать, Евдокия Никифоровна, укоризненно покачивая своей небольшой головкой в синем платочке с белыми горошками, и добавляла, обращаясь непосредственно к мужу: — Смотрю я на тебя, Кинстинтин, и диву даюсь: оба вы точно однолетки!
Славные, чуточку смешные ее родители, и никакой другой любви Клаве не нужно. Побоку всяких Клейстеровых! Завтра она обязательно расскажет Насте про елочки точеные, увы, обремененные цепями Гименея, и заодно щегольнет перед ней новым словцом!
Съев кашу и согревшись под одеялом, Клава лежала в постели, заставляя себя думать о чем угодно, только не о Филиппе. Но это было не просто. Его последняя фраза, мало сказать, с просьбой, с мольбой о встрече, на которой он собирался что-то объяснить ей, вопреки ее воле возникала в памяти, будила смутную надежду...
Г Л А В А XXVIII
На другой день в учебном комбинате они с Настей, взяв классный журнал с отметками, занялись делами «легкой кавалерии».
И тут, как определила позднее Настя, с вытаращенными от испуга глазами в класс ворвался ученик из параллельной группы.
— Кузнецова, тебя милиционер зачем-то спрашивает! — выпалил он.
Лицо Клавы вспыхнуло — такого она никак не ожидала со стороны Филиппа. Обычно они встречались с ним где-нибудь на улице или в общежитии.
— Добрый день, Клавочка, — проговорил Филипп, сам смущенный не меньше, чем она, и это сразу бросилось девушке в глаза и помогло овладеть собой.
Он неловко совал Клаве руку. Поколебавшись, она подала ему свою.
— Здравствуй, Филипп. С чем пожаловал?
Не отвечая, он посмотрел на Настю. Настя закрыла журнал, в ее глазах запрыгали бесенята. Долговязый, робеющий перед Клавой милиционер веселил ее и вызывал симпатию.
— Ну что, Клавочка? — спросил Филипп, едва закрылась за подругой дверь.
Противоречивые чувства боролись в ней: ей хотелось и не хотелось видеть его, и она к тому же боялась: что-то он скажет ей? Уж лучше бы совсем больше не встречаться с ним. Был когда-то Филипп Клейстеров, да весь вышел!
— Клава, я виноват, прости меня, — вдруг без всяких предисловий, горячо заговорил Филипп, прижимая свою фуражку к лацканам шинели. — Я утаил от тебя очень важное... Я женат. Нет, нет, не пугайся и не делай поспешных выводов... Был женат, а сейчас свободен. Морально свободен целый год. Она ушла от меня. Я понимаю, — торопливо продолжал Филипп, видя, что Клава собирается перебить его, — я должен был сразу сказать тебе, ну, то есть не совсем сразу... а... — он смутился, умолк. Потом, взглянув в ждущие глаза Клавы, договорил: — Я очень дорожу твоим расположением, Клава, и в наших отношениях должно быть все предельно ясно!
— Хороша ясность! Когда какой-то посторонний человек, — начала было Клава с желанием уколоть его в отместку за то, что пережила она, но побледневшее лицо Филиппа остановило ее. Она замолчала, подвинулась на скамейке, предлагая ему тем самым сесть рядом.
Он сел, положил фуражку на стол, теряясь в догадках, как же Клава отнеслась к его неудачной женитьбе, терзался и не отваживался прямо спросить.
— Играем в молчанку? — несколько хрипловатым от волнения голосом первый заговорил Филипп. — А не мешало бы сказать: веришь ты мне или не веришь?
Она сделала попытку отодвинуться от него, отвернулась, но Филипп обнял ее, притянул к себе. Еще раз строго проговорил:
— Так веришь?
— Да в чем я тебе должна верить-то?
— Что люблю — это главное. А об остальном можешь по документам справиться.
Клава уткнулась ему в подбородок, чуть слышно вздохнула.
— Ох, Филя, Филя!
Он порывисто отстранил ее от себя и, увидев раскрасневшееся радостное лицо, проговорил:
— Поднимайся, пошли. Ко мне в гости пошли. А то застукают меня здесь с тобой...
На улице звенела капель, по-весеннему ярко светило солнце. Клава в нерешительности задержалась на широком крыльце учебного комбината. Филипп терпеливо ждал. Странно, он как будто не сомневался, что она примет его предложение!