— У вас не найдется сигаретки?
Шофер улыбнулся, протянул ей пачку «Беломора».
— Спасибо, но папиросы я не курю.
У нее были короткие, но густые волосы, и они все время падали на глаза, но она их отмахивала быстрым, едва уловимым движением головы.
— До Лазоревки еще далеко?
— К вечеру будем.
— К вечеру?
— Я шучу. Километров десять осталось. — Шофер внимательно посмотрел на нее и добавил: — Так что возвращаться нет никакого смысла.
Лина тряхнула головой, отбрасывая волосы, отвернулась к окну.
— Мне возвращаться некуда. А впрочем… давайте хоть «беломорину».
Они закурили, и ехать стало вроде теплее, будто огоньки папирос сблизили их, согрели.
— А школа у нас хорошая, двухэтажная, — сказал, помолчав, шофер.
— А вы откуда знаете, что я в школу?
— Да мне вчера директор говорил: учителку ждем. Только чего она, дуреха, на лето едет. Каникулы ведь скоро. Гуляй до осени.
— Благодарю вас, — кивнула Лина.
— За что? — удивился тот.
— За дуреху.
— А… Так это не я, а директор. Зол, дьявол, и за словом в карман не лезет.
— А вы?
— Я тоже. — И вдруг улыбнулся: — Хотите березовику?
Лина не успела ответить, как шофер остановил машину и с шутливым поклоном распахнул перед ней дверку:
— Прошу!
Лина огляделась: по обеим сторонам дороги стояли березки, и на каждой из них висело по горлачу. Сок стекал в них капля за каплей.
— Слышите? — спросил шофер и поднял измазанный палец кверху.
— Что?
— Кто-то на балалайке играет. Звук капель действительно походил на то, будто кто-то тренькал по струнам.
Лина засмеялась:
— А кто это столько горлачей понавесил? Шофер засмущался:
— Да есть тут один чудак. На всю зарплату горлачей купил. Пусть, говорит, кто хочет в пути опохмеляется.
Он снял один горлач, сдунул плавающий сверху лист, протянул Лине:
— Попробуйте.
Сок был сладковатый, с тонким весенним запахом.
— Ну, вкусно?
— Холодный очень.
— Это с ночи, а за день нагреется, весь аромат пропадает. По утрам надо пить.
Лина прошлась по аллее, дошла до конца ее и повернула обратно.
— А скажите, березкам это не вредно?
— Березкам? Да нет, что вы! Наоборот. Это как у людей: излишек энергии на характер дурно влияет. Вот вам живой наглядный пример.
И он, приложив обе руки к груди, поклонился.
Потом они долго ехали молча, наслаждаясь тишиной полей, которую не мог заглушить даже шум мотора, пока, наконец, въехав на пригорок, шофер не произнес:
— А вот и наша Лазоревка.
Ей показалось, что он не сказал, а пропел это слово: Ла-зо-рев-ка. А Лазоревка была серой, грязной, с потемневшими мокрыми хатами, с единственным деревом посреди села. Правда, школа стояла чуть в стороне и была обсажена молоденькими соснами, а новая белая крыша ее блестела на солнце, как выставленный напоказ самовар.
Так вот где ей придется теперь жить и работать… Лина вздохнула и, поблагодарив шофера, направилась прямо в школу.
НЕ ТАК УЖ СТРАШЕН ЧЕРТ, КАК ЕГО МАЛЮЮТ, и директор принял ее очень ласково, правда, может, потому, что торопился. Он жил в городе, а в школу приезжал по понедельникам, домой же возвращался в субботу. Сегодня и была как раз суббота.
— О, пожалуйста, располагайтесь, будьте, как дома. Правда, жилья для учителей у нас нет, но мы зато подыскали вам хорошую квартиру. Разумеется, платит школа. Половину. Будете доплачивать, но зато на всем готовом. В понедельник приходите на занятия, а сегодня, как и положено, отдыхать.
Голос у него был тихий, услужливый, и только сапоги, не подчиняясь хозяину, скрипели в ходу: «приказываю», «приказываю».
— А работать будете в пятом, девятом и десятом классах. Ничего, ничего, справитесь. Вела ж до вас историю химичка. А вам, как говорится, и карты в руки.
Он очень торопился, чтоб успеть на молокозавод, откуда уходила в город машина, но все же уделил минуту, чтоб показать новенькой гордость школы — стоявший в физкультурном зале весь вызолоченный бюст Героя Советского Союза Соколова, их бывшего ученика. У Соколова было по-детски круглое, задорное лицо.
— Ну как, звучит? — спросил ее директор, и столько торжества было в его голосе, что Лина подтвердила:
— Звучит!
— ТЫ ЧТО, МИЛАЯ, АГРОНОМКУ ЖДЕШЬ? Так она в бане парится. Вон банька-то, на берегу. Шла бы и ты с дорожки попарилась.
Старуха в кедах и с набитым рюкзаком за плечами остановилась возле хаты и с откровенным любопытством разглядывала Лину.