§ 2. Евреи и война.
Таким образом, нет оснований считать, что решение еврейского вопроса завело в тупик начало войны, или что решение его могла принести только революция. Расширение законных гарантий свободы личности, казалось, обещало убыль бюрократического произвола и беззаконий. Несмотря на противодействующее влияние сионизма, быстро шла ассимиляция образованного еврейства и его слияние с русской интеллигенцией. Оплот антисемитизма, так называемые патриотические союзы, был к тому времени дискредитирован как в глазах правительства, так и в глазах общества, хотя и по разным причинам. Либеральная интеллигенция сознала необходимость бороться с антисемитизмом путем просвещения, как, например, делал это Короленко. Однако благотворное влияние всех этих факторов одним махом снесла бессмысленная и порочная политика военной администрации по отношению к евреям прифронтовых областей.
Верноподданнические заявления еврейских представителей в начале войны вполне соответствовали патриотическому подъему и призывам к национальному единству, которые раздавались по всей империи. Не было никаких указаний на брожение среди евреев во время мобилизации, представители еврейских общин настойчиво просили о приеме повсюду, где появлялся государь, крупные пожертвования еврейских общин на госпитали и Красный Крест были всем известны. Однако все те, кто сознавал степень отчужденности евреев от государства, в котором они были гражданами второго сорта, естественно, сомневались в искренности этах проявлений лояльности.
Известные действия немецкого еврейства не могли в то время не вызвать подозрений в отношении евреев западных губерний. Сионисты Германии не только объявили, что всецело поддерживают центральные державы, но один из них, финансист Боденхеймер, опираясь как на сионистов, так и на не-сионистов, при поддержке германского министерства иностранных дел, организовал "комитет по освобождению русских евреев". Задача комитета заключалась в том, чтобы подорвать лояльность евреев черты оседлости по отношению к России и внушить им мысль о привлекательности германской победы. На горе себе Боденхеймер связался с политическим отделом германского генерального штаба, который в это время возглавлял граф Хюттен-Чапски. Идея германско-еврейского сотрудничества просуществовала недолго. После битвы на Марне, похоронившей надежды на "блицкриг", немецкие евреи с меньшим энтузиазмом стремились обеспечить Германии союзника в лице русских евреев. В декабре 1914 года международный съезд сионистов в Копенгагене требовал от сионистов всех воюющих стран не компрометировать движение присоединением к одному из воюющих лагерей. Но вред, нанесенный первыми неделями войны, был налицо. Поток пропаганды "комитета по освобождению" был направлен на еврейское население России. В условиях войны лишь небольшая часть этой пропаганды достигла цели, хотя она и имела некоторое действие среди галицийских евреев, так как тут легче было распространить брошюры боденхеймеровского комитета. Политический отдел германского генерального штаба дошел до того, что подготовил призыв к евреям России восстать с оружием в руках и ударить по тылам русской армии. Даже Боденхеймер понимал, сколь ужасны могли быть последствия такого призыва для русского еврейства, и в конце концов он был выпущен германским и австрийским верховными главнокомандованиями в более умеренной редакции. Тем не менее этого было более чем достаточно, чтобы встревожить русские военные власти. Русским войскам были разосланы предостережения в связи с опасностью сбора еврейским населением информации о передвижении войск в их городах и деревнях. Когда такие инструкции получали антисемитски настроенные офицеры или традиционно задиравшие евреев казаки, это вело к выявлению большого числа еврейских "шпионов", наблюдавших проезд батареи или кавалерийского отряда. Их хватали, предавали военному суду и вешали.
Частые донесения о таких инцидентах укрепляли патологическую подозрительность начальника штаба Янушкевича касательно всеобщей нелояльности еврейского населения Польши, Галиции и Буковины. Эти подозрения, в свою очередь, вели к массовой высылке евреев из обширных прифронтовых районов весной и летом 1915 года. Позднее, когда в некоторых случаях высылка отменялась, была введена система заложников. Заложники отвечали за любую выдачу евреями русских граждан в районах, захваченных германской армией. Эта мера создавала меньше трудностей для администрации внутри России, чем массовая высылка, но еше сильнее ожесточала евреев.
Массовые высылки были наиболее трагичным последствием кампании 1915 года, которую военный министр Поливанов описывал с горькой иронией как "эвакуационно-беженский период военных действий". Подводя итог обсуждению вопроса о беженцах в Совете министров, A.M. Яхонтов приводит точку зрения нескольких министров. Стратегия выжженной земли, на обширных территориях проводившаяся Ставкой, стратегия, которой правительство бессильно было противостоять, наряду с поражениями на фронте, углубляла развал внутри России.* В потоке беженцев министры выделяли три главных категории:
Во-первых, евреи, которых, вопреки неоднократным указаниям Совета министров, поголовно гонят нагайками из прифронтовой полосы, обвиняя их всех, без разбора, в шпионаже, сигнализации и иных способах пособничества врагу. Конечно, вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит в районы нового водворения революционно настроенною; положение усложняется еще тем, что местные жители, без того все тяжелее испытылаю-щие бремя военных невзгод, встречают голодных и бездомных евреев далеко не дружелюбно. Во-вторых, служебный персонал гражданских и тыловых военных учреждений с десятками вагонов грузов; в то время, как десятки тысяч народа плетутся пешком около железнодорожного полотна, мимо них проходят поезда, нагруженные диванами из офицерских собраний и разным хламом, включительно до клеток с канарейками птицелюбивых интендантов. В-третьих, добровольные беженцы, в большинстве случаев гонимые слухами о необычайных зверствах и насилиях, чинимых немцами... Людей отрывают от родных гнезд, давая на сборы несколько часов, и гонят в неведомую даль. У них же на глазах поджигаются остающиеся запасы, а нередко и самые избы. Легко понять психологию таких принудительных беженцев. .. И вся эта сбитая с толку, раздраженная, измученная толпа сплошным потоком катится по всем путям, мешая военным пе-редаижениям и внося в тыловую жизнь полнейший беспорядок. Тащатся с нею повозки с домашним скарбом, бредет скот... Люди сотнями мрут от голода, холода, болезней. Детская смертность достигает ужасающих размеров. По сторонам дорог валяются непогребенные трупы и т.д. и т.п.
Через несколько дней, 4 августа 1915 года, на заседании Совета мини-стров вновь оплакивали положение беженцев, на этот раз особо упомянув о евреях. Подробно остановившись на условиях, в которых проводится принудительная эвакуация. Яхонтов дает на основании сделанных несколькими министрами докладов общую картину:
Со времени развития нашего отступления Совету министров неоднократно приходилось сталкиваться с вопросом о евреях. В Ставке сложилось убеждение, что еврейское население на театре войны является средоточием шпионажа и пособничества неприятелю. Отсюда возникла мысль о необходимости очищать прифронтовую полосу от евреев. Применение этой меры началось в Галиции. Тыловые власти стали высылать тысячи и десятки тысяч австрийских евреев во внутренние русские губернии. Производилось это, конечно, не добровольно, а насильственно. Евреи изгонялись поголовно, без различия пола и возраста. В общую массу включались и больные, и увечные, и даже беременные женщины. Слухи об этой мере и сопровождавших ее насилиях тогда же распространились как в России, так и за границей. Влиятельное еврейство подняло тревогу. Союзные правительства начали протестовать против подобной политики и указывать на опасные ее последствия. Министерство финансов почувствовало различные затруднения в проведении финансовых операций. Совет министров неоднократно, как в письменной форме, так и в порядке устных сношений через председателя и отдельных министров обращал внимание Верховного Главнокомандующего и генерала Янушкевича на необходимость отказаться от преследований еврейской массы и огульного обвинения ее в измене, поясняя, что этого требуют как внутренние, так и международные соображения. Однако, Ставка оставалась глухой на всякие доказательства и убеждения. Напротив, когда наше отступление повлекло за собой очистку уже русских губерний, то сначала в Курляндии, а затем и в других местностях, принудительное еврейское переселение выполнялось в массовых размерах особо для этого назначаемыми воинскими отрядами. Что творилось во время этих эвакуации - неописуемо. Даже непримиримые антисемиты приходили к членам правительства с протестами и жалобами на возмутительное отношение к евреям на фронте. В конце концов, в тех входивших в черту оседлости губерниях, куда выдворялись гонимые военными властями беженцы, становилось невыносимым жить не только пришлому разоренному люду, но и самому коренному населению. Обострились всевозможные кризисы — продовольственные, квартирные и прочие. Появились заразные болезни. На местах настроение принимало все более тревожный характер; евреи озлоблены на всех и на вся, а жители на непрошенных гостей, к тому же объявленных предателями и изменниками, и на порядки, при которых существовать у себя дома становится невозможным. Еврейская интеллигенция и объединенные с нею русские общественные круги возмущены до крайней степени; печать, думские фракции, различные организации, отдельные видные представители русского еврейства требуют от правительства решительных шагов для прекращения массовых преследований. В союзных странах, и особенно в Америке, раздаются горячие призывы помочь страждущим в России евреям, собираются митинги протеста против племенного утеснения и т. д. Последствия этого движения - возрастающие препятствия в получении кредитов и на внутренних, и на иностранных рынках.