Странно, она еще бледней, чем тогда, в следственном изоляторе. Но быстро приходит в себя, выдавливает улыбку.
– Приветик!
Осматриваюсь. Двухкомнатная квартира пуста, шаром покати. Одни матрацы на полу, сложенные стопкой, как в спортзале маты.
– Переезжаете?
Даша усмехается.
– Ага, переезжаем. Родители все продали, алики несчастные.
Рассматриваю детей. Не истощены, но точно – голодные.
– Тухленько нам… вот и ревут, – подтверждает Даша. – Да заткнитесь вы уже! – без зла прикрикивает она на брата и сестренку. – Как же мне скучненько! – вырывается у нее. Как я хочу в тюрьму! Просто мечтаю.
Вынимаю из бумажника все, чем богат. На неделю им троим хватит.
– Ого! – реагирует Даша. – Это типа милостыни, что ли?
Говорю, что это ее часть гонорара. Она ж работала – рассказывала о своих похождениях.
– Вы что ж, со всеми так делитесь? Или запали на меня? – часто моргает Даша.
Пропускаю подначку мимо ушей.
– Понятно, все-таки милостыня. Не многовато? – капризничает Даша.
– Где же родители? – интересуюсь.
– В реанимации. Немножко отравились какой-то дрянью. Ни фига! Выживут, они бессмертные.
Ну, что я могу сделать? Напишу письмо от имени редактора в адрес местной власти. Должны помочь Даше.
– Ладно, метелка, меня такси ждет, – направляюсь к выходу.
Слышу за спиной:
– Может, телефончик оставите? Буду в Москве – звякну.
– Уж не собираешься ли на гастроли?
– Типа того. У вас в Москве клёво одеваются.
– Но там быстро повяжут.
– Вот и чудненько. Говорят, в московских тюрьмах лучше кормят.
Говорю по-свойски:
– Даша, вход туда – рубль, выход… сама знаешь сколько. Оно тебе надо?
– Интересненько! Нашли чем напугать, – кокетливо цедит Даша. – И неожиданно спрашивает. – А вы немножко псих, или да? (Я не успеваю ответить) Это плохо. Но спокойные еще хуже. Ладно, дуйте в свою Москву.
На обратном пути придумываю заголовок очерка о Даше – «Мечта моя – тюрьма». Возвышенно и интригующе. А начать можно так: иной человек совершает преступление не потому, что он испорченный, а потому что ему плохо.
Чем зацепила меня эта девочка. Ну, прежде всего, в ее истории был сюжет. Как я мог пройти мимо, если у меня самого вся жизнь – сплошная череда сюжетов?
В общем-то, все люди живут сюжетно. В жизни каждого что-то происходит, какие-то интересные случаи. Но не все люди в эти случаи вовлекаются. Вот я мог ведь не вовлекаться – не зайти сейчас к Даше. А я зашел – стало быть, вовлекся.
Иными словами, жизнь – это интересные случаи, в которых вольно или невольно участвует (или уклоняется от участия) человек, проявляя при этом, на что он способен, и на что не способен. Вот как-то примерно так.
Но помимо того, сюжетна моя жизнь или несюжетна, мне любопытно знать, умная она или глупая. Вот вовлекаюсь я в сюжет с Дашей. Это мне интересно. А умно это или глупо? Этого я еще не знаю. Это только дальше будет видно.
А еще в этой истории мне причудливо виделся я сам. Но об этом как-нибудь потом.
Глава 2
Хорошо возвращаться из командировки поздно ночью. Приезжаешь – все спят. Встаешь утром – уже никого. Но не всегда так удачно совпадает. Вот как сейчас. Какие-то звуки за стеной. Ясно, сынок смотрит телек. Порнушку или ужастик. Значит, утром не пойдет в школу. Конечно, можно зайти к нему сейчас, выключить телек и забрать пульт. Но чего добьюсь? Детеныш только обозлится.
Хочется спать, но еще больше тянет отличиться. Приехав ночью, утром положить редактору на стол готовый очерк – есть в этом не такой уж постыдный шик. Хотя о чем я? На самом деле – это вызов себе. А слабо накатать с колес?
Сажусь за машинку – не пишется. Пытаюсь уснуть – никак. Глотаю таблетки валерианы – никак. Пытаюсь снова писать – не идет текст. Что ж не дает покоя? Вспоминаю: мама дорогая, у меня ж участок возле дома не метён!
Спускаюсь в подвал за метлой. Семь лет назад я поначалу стеснялся дворницкой работы. Потом привык и даже обнаружил плюсы. Когда метешь, хорошо думается. А у меня тогда был не один, а два участка. Значит, в два раза лучше думалось. Два участка летом – это примерно два часа работы, если умеешь мести. Зимой – в два-три раза дольше.
Шуршу метлой среди тихой ночи, потом принимаю душ и сажусь за машинку. И – будто кто-то диктует в уши. Через пару-тройку часов очерк о семейном убийстве готов. Конечно, не мешало бы дать ему отлежаться, а потом пошлифовать. Но утром, повторяю, надо сдать. Очередному номеру нужен «гвоздь».
Только вот заголовок никак не приходит в голову. Вспоминаю слова Христа: «Да минует меня чаша сия». Так и называю очерк – «Смертная чаша»?