Вера считала Лору куда большим искушением, чем все женское общежитие. А я даже мысли не допускал, что между мной и этой лолиткой может что-то возникнуть. Есть мужская заповедь: не блуди там, где работаешь и где живешь.
– Папка, как ты считаешь, кто из нас лучше? – спросила Женя.
– Конечно, ты, – сказала Лора.
– Молчи, не тебя спрашивают, – шикнула на нее Женя.
Я посмотрел на дочь. Вылитая мать, но разрез и цвет глаз – мой. Ну в некотором смысле нарцисс я, а какой отец не нарцисс?
– Обе хороши, – я посмотрел Лоре в глаза – Ну что? Уж замуж невтерпеж?
– Алых парусов на моем горизонте все равно не предвидится, Юрий Леонтьевич.
Сказано было с нескрываемой, даже подчеркнутой горечью, но я пропустил мимо ушей.
– Что ж, рад за тебя.
– Нет уж, давайте, как положено, благословите.
Она подставила лоб, гладкий, розовый, прохладный. Я прикоснулся губами и неожиданно почувствовал волнение. Мне показалось, что Лора дрожит. Нет, ничего мне не показалось. У нее скривились губы и мелко-мелко задрожжал подбородок
– Лорик, ты чего? – удивилась Женя.
Она первая заметила, что Лора плачет, только без слез.
Совсем как Арина… Ну и что из этого вышло? Тогда я забыл, что между нами пропасть в двадцать лет. А когда опомнился, было поздно…
Арина появилась в моей жизни по почте. Прислала в редакцию свои размышления о жизни, а потом пришла сама. Нельзя сказать, что красотка, но фигура рюмочкой. Она опьяняла. Хотя была закупоренная, вся в себе. У нее были размышления и взгляды на жизнь очень одинокого взрослого человека. А меня именно глубина всегда завлекает. А красота всегда под сомнением или подозрением.
В то время Вера уже уехала в Москву. Я жил в Павлодаре с Женей. Вера должна была показать себя в работе, скрывая, что у нее есть дочь. Женщин с детьми по лимиту не брали.
Я никогда не обольщал ни одну женщину. И Арины, не добивался, и ее не покорял. Она пришла сама. Держалась настороженно. Как кошка, ловила каждое мое движение. Мне было за тридцать. Я знал, что от недотрог надо держаться подальше. В этом глупость моей жизни. Знаю, что нельзя, и все же вовлекаюсь.
Через год я отвез Женю к Вере. Но прописаться в Москве не мог, вида на жительство еще не было у самой Веры. Полетел в Алма-Ату. Но пробыл там у Стасика всего неделю. После его объявления, что у Полины на меня идиосинкразия, улетел в северный городок нефтяников – Стрежевой. Выбил себе комнатушку без мебели. Софу и стол сделал себе сам, в столярном цеху. Арину не звал – прилетела сама, без телеграммы.
– Неужели родители отпустили? Или сбежала?
– Что ты так волнуешься? – сказала тогда Арина. – Отца у меня, считай, нет, а маму я уговорила.
Отец у нее был, только она его презирала, называла ничтожеством. Ее ненависть меня удивляла и даже пугала. Отец жил в семье, а не где-нибудь на стороне. Образованный человек, декан факультета. Правда, здорово квасил и в подпитии куражился над женой и дочерью.
Когда Арина впервые оказалась в моей квартире, ее внимание привлекла большая фотография Жени. Теперь эта фотография висела у меня в общаге.
– Как же ты ее любишь! – вырвалось у Арины.
В ее голосе слышалась зависть и ревность.
– Тебя все еще тянет к ней?
– Чем дальше, тем больше, – сказал я.
Я мог бы сказать иначе. Чем чаще Арина возмущалась поведением отца, тем чаще я думал, как же может возненавидеть меня Женя.
Арина тогда подошла ко мне вплотную:
– А как же я?
У нее вот так же, как сейчас у Лоры, дрожал подбородок и кривились губы. Она плакала без слез. Это должно было растрогать меня. Но я почувствовал раздражение. Никто не мог занять в моем сердце место дочери. Никто. И Арина это поняла.
Через два месяца, когда нам обоим стало ясно, что ей лучше вернуться домой, она сказала мне:
– Ты ответишь за меня своей дочерью.
Я не религиозный и не суеверный человек, но мне стало нечем дышать.
– Что ты сказала? – переспросил я, чувствуя, что хочу ударить ее.
Арину мой тон не испугал.
– Ты ответишь за меня своей дочерью, – повторила она.
В жизни столько будничного и неинтересного. В этом хаосе трудно разглядеть что-то стоящее и настоящее, но пока незаметное в своем развитии. Мы обычно заняты сами собой, своим никому не интересным. Но в случае с Лорой я не был совсем уж слепым. Нет, я чего-то не видел и еще больше не мог предвидеть. Но не это главное. Главное – предыдущий опыт, по которому Лора была табу.