— Доброго дня, бабушка! — немного оробев, проговорила Лина.
— Да какой он там добрый? С утра кости ломит. Видать, погода меняться будет, — старуха приложи узкую ладошку козырьком к глазам, и стала пристально разглядывать гостью, — А ты, девонька, чья будешь? Сидоркиной Анны что ль?
Лина коротко кивнула.
— Похожа, похожа, просто вылитая Анька. Зовут-то как?
— Полина.
— Поля, значит. Да ты не стой столбом у калитки, заходи поскорей, а не то избу выстудим.
И не дожидаясь ответа, повернулась к двери. Лина поспешила за хозяйкой в дом.
Худенькая старушка двигалась довольно ловко, видать, врали в деревне, что ведьме сто лет в обед. Лет семьдесят, не больше.
Вошли в горницу, бабка усадила ее на лавку, а сама устроилась на стуле напротив и сказала:
— Ну-кась рассказывай, девонька, зачем пришла?
Лина почувствовала, как запылали щеки: рассказывать о Любке и Мишке почему-то перехотелось. Вдруг бабка Антонида посмеется над ней?
Старуха хмыкнула:
— Чего молчишь? Я ведь по глазам вижу: жениха-изменщика приворожить охота?
В тёмных глазах ведуньи мелькнула какая-то тень, словно выглянул кто-то из-за занавески в окно и снова спрятался. Неожиданно все сомнения Лины мгновенно развеялись. Она коротко кивнула.
— От же ж беда, девонька, не могу я тебе помочь. Зелье для приворота закончилось. Всё до капельки вышло.
Лина чуть не расплакалась: неужели Мишка этой гадине белобрысой достанется?!
Бабка поправила платочек, пожевала губами, потом добавила:
— Нюни-то не распускай. Может, и помогу твоему горю.
Она, по-своему истолковав нерешительность старухи, вскочила с места, сунула руку в карман кофты и вытащила несколько мятых купюр. Руки от волнения дрожали, а вдруг ведьма не возьмётся помочь?
Старуха только руками замахала:
— Окстись, девка, не нужны мне твои бумажки: пензию мне почтарка носит.
— Бабулечка, родная, верни мне Мишку, всё, что хочешь, отдам! Всё, что хочешь, сделаю! — зачастила, задыхаясь от волнения, Лина.
— Всё, говоришь…
Старуха призадумалась, потом вздохнула, встала и, шаркая ногами, подошла к печке, открыла заслонку и зашоркала внутри кочергой.
Там кто-то завозился, громко чихнул, и в золе и саже выкатился черным колобком на деревянный пол.
«Неужели, и правда, черт?» — мысленно ахнула Лина.
Выходец из печи вскочил на ноги, отряхнулся и заговорил хрипловато, будто спросонок:
— Алмаз моей души, многомудрая Антонида, ты очумела, что ль? Я джинн!.. А ты меня — кочергой по хребтине.
Голос звучал сварливо и недовольно, говоривший при этом бочком-бочком пытался приблизиться к печи, чтоб снова нырнуть в её теплое нутро.
— Не ворчи, Омар чей-то-там сын, дело у меня к тебе есть.
Бабка для убедительности пристукнула кочергой по полу, джинн дурашливо замер по стойке смирно, и Лина смогла, наконец, его рассмотреть.
На первый взгляд этот чернявый тип мало походил на могущественного духа из восточной сказки.
Таких на каждом рынке валом у рядов с фруктами и овощами: худощав, невысок, смугл и черняв. На сказочного Хоттабыча нисколько не походил: молодой совсем, — ни бороды, ни усов.
Поймав её взгляд, он шутливо поклонился и по-восточному витиевато спросил:
— Луноликая дева, чем привлёк твое драгоценное внимание недостойный раб уютнейшей из печей?
Лина невольно зарделась, но сразу взяла себя в руки:
— Зачем врешь? Какой из тебя джинн? Ты самый настоящий черт! Всем известно, что джинны в бутылках живут, а не в печках!
Омар хмыкнул и повернулся к бабке Антониде.
Старуха рассердилась:
— Ты, девонька, ему не дерзи, он самый настоящий огненный джинн. Изгнали Омарчика из пустынных краёв враги лютые. Холодно в наших краях сердешному, вот и живёт в печи.
Лина смотрела то на Омара, то на печь, пытаясь понять, шутит ведьма или правду говорит.
Джинн церемонно поклонился бабке Антониде:
— Я весь к твоим услугам, многомудрая. Слушаю и повинуюсь, госпожа. Только вели, всё исполню.
Старуха обстоятельно стала перечислять:
— У меня ни червоной руты, ни заманихи для приворота не осталось. Поможешь ей найти травы. Чую, её суженый, другую-то по-настоящему любит. Так просто парочку не разбить, сильные чары нужны. Пусть Поля своими руками те травы соберет, чтобы зелье большую силу получило.