Со стороны их можно было принять за дружную семью. Высокий широкоплечий мужчина со слишком загорелой для наших мест кожей и ярко-синими, такими же как у Анны, глазами, вел себя по отношению к малышу так, как если бы тот был его сыном. Они даже были похожи – оба светловолосые, с упрямыми взглядами и смуглой кожей. Но Ники не был сыном Макса. Так же как не был и Аниным сыном. Макса и Анну, в свою очередь, связывали еще более сложные взаимоотношения, и уж тем более они не были мужем и женой. Впрочем, любовниками они тоже не были. Судьба заставила их пережить вместе нечто столь же страшное, сколь и невероятное. Это сблизило их, тем более что обоим был дорог мальчик – невольный участник тех самых событий, во время которых он лишился настоящих родителей. Но было еще много самых разнообразных «но» в жизни каждого, которые мешали двум взрослым людям разобраться в своих отношениях. «На то они и взрослые, чтобы создавать самим себе сложности», – невесело подумала Анна. Она позабыла о своем намерении позвать друзей к столу, следя за их возней с нежной, немного грустной улыбкой.
Мало кто мог бы похвастать тем, что видел Анну такой искренней и беззащитной, как в эти короткие минуты. Хотя поначалу ее лицо обманывало юной доверчивостью, на самом деле она была скрытной, рано научилась притворяться. С самого детства все вокруг, каждый на свой лад желавшие ей добра, требовали одного: она должна чувствовать себя счастливой. И тогда же, в раннем детcтве, Анечка поняла, что лучше не горевать при людях – разлюбят. И так себя выдрессировала, что научилась с легкостью надевать любую маску. Дальнейшая жизнь показала, что это ее умение – одно из лучших средств защиты. Ее детские выводы оказались не по-детски мудрыми.
Веселье возле сугроба нарастало. На первый взгляд Ники ничем не отличался от своих сверстников – такой же любознательный, шебутной мальчишка, как и миллионы его ровесников. Только самый внимательный взгляд мог заметить, что спинка ребенка под верхней одеждой чуть более выпуклая, совсем чуть-чуть. Но это была не обычная сутулость ребенка. Спина малыша, от шеи до самых лопаток, была покрыта густой шерстью – волчьей шерстью. Этот ужас постиг мальчика по вине доктора-садиста за тысячи километров отсюда. Малыш стал жертвой жестокого эксперимента чертова придурка, возжелавшего восстановить древний метод балаганных актеров по превращению людей в животных. Слава богу, закончить свой эксперимент с мальчиком он не успел, хотя и сильно изуродовал ребенка. Сейчас Анна больше всего на свете хотела избавить дорогого ей человечка от этого ужаса. Почему-то она чувствовала себя виновной в том, что мальчик до сих пор оставался таким, как сейчас. Она обошла множество клиник, прочла гору литературы на эту тему, но ничего не могла придумать для его освобождения. Необходима была обширная пересадка кожи. Анализы показали, что возможно использовать только кожу родственников, другая будет отторгнута детским организмом. При этом площадь пересадки была настолько велика, что не могло и идти речи о том, чтобы использовать кожу самого мальчика. А родственников у него не осталось, они погибли там же, в лаборатории сумасшедшего экспериментатора. Аня, думая о Ники, чувствовала собственное бессилие, потому что хотела и могла дать ему любовь, заботу, дом и тепло, но не в состоянии была вернуть ему здоровье.
И чем сильнее она мучилась, тем больше восхищало ее мужество маленького человечка. Вопреки своему уродству, отстранившись от той ужасной боли, которую он испытал за свою коротенькую жизнь, Ники продолжал оставаться добрым и ласковым ребенком. Анна была до глубины души растрогана поразительным мужеством, с которым Ники встречал выпавшие на его долю страдания.
«Я обязательно найду способ! – прошептала она про себя, упрямо сжав губы. – Я сделаю все, что потребуется, но малыш будет здоров!»
Собственные переживания, раньше казавшиеся Ане весьма достойными внимания, а, надо сказать, ее жизнь особо не баловала, теперь выглядели мелкими, и сама она казалась себе просто капризной девицей, не более. В самом деле, когда она в последний раз визжала от восторга? Просто смеялась от души? Почему ей больше не доставляет удовольствия прыгать на панцирной кровати с ногами – ведь двадцать лет назад она была уверена, что, когда вырастет, будет посвящать этому занятию все время. Или рисованию фломастерами на обоях. А теперь? Даже в снежки поиграть ей слабо! Ну уж нет, пора меняться. Прямо сейчас!
Исполненная решимости, она вскочила на ноги и бодро направилась в сторону резвящихся возле сугроба товарищей с твердым намерением присоединиться к их веселой возне. Она уже улыбалась, предвкушая удовольствие, как вдруг… получила снежком прямо в глаз, от неожиданности слабо пискнула и шлепнулась на землю. Крепко зажмуренный глаз отчаянно болел, стремительно тающие снежинки стекали по щеке, в точности как горькие слезы. Только сейчас Аня плакала одним глазом. Второй с изумлением взирал на бегущих к ней Макса и Ники. Лица обоих были такими растерянными и испуганными, что Аня невольно улыбнулась.
Ники добежал до нее первым, вцепился в рукав куртки и попытался поднять ее на ноги.
– Аня, тебе очень больно? Бедненькая! Не плачь, пожалуйста! – пытался он утешить ее дрожащим от слез голосом.
– Да все в порядке, – отбивалась Аня, смущенная собственной неловкостью, – совсем не больно, просто ни капельки.
– Ну ты, мать, даешь! – проворчал Макс, пытаясь скрыть за суровостью обращения свое беспокойство. Он взял ее лицо в свои ладони и повернул к свету, чтобы получше разглядеть возможные повреждения.
– Открой-ка глаз! – скомандовал он.
– Не могу! – помотала головой Анна. – Он не открывается.
– Макс, ей же больно! Помоги! Сделай что-нибудь! – взмолился Ники и приготовился зареветь.
– Да ничего страшного, мне кажется. Если ее высочество перестанет капризничать и позволит мне взглянуть на ее драгоценный глаз, то все будет в порядке. Ну, давай, дорогая, открывай его.
– Не могу! – продолжала упрямиться девушка. – Больно. Наверное, он уже весь вытек.
– Не болтай глупости, – рассердился Макс. – Ну-ка быстро показывай, что там у тебя. Промыть надо, и все будет в порядке.
Ники, не дожидаясь специальных указаний, бросился к сумке и приволок бутылку минеральной воды без газа. Аня тем временем попыталась выполнить просьбу Макса и осторожно приоткрыла поврежденный глаз. Он отчаянно саднил, но она обнаружила, что орган зрения все еще действует, хотя и с перебоями. Значит, обошлось, ничего у нее не вытекло. Она почувствовала облегчение и попыталась улыбнуться.
Макс намочил чистый носовой платок и бережно обтер ей лицо. Ники ревниво следил за его действиями, обхватив Аню руками.
– Нормально все, до свадьбы заживет, – проворчал Макс, закончив промывать глаз. – И чего ты так мчалась, интересно знать? Случилось что?
– Ничего не случилось. Хотела поиграть с вами в снежки, – обиженно пробормотала Аня, моргая мокрыми ресницами.
– Ну, вот и поиграла, – покачал головой Макс и усмехнулся.
– Аня, не слушай его! Он специально вредничает! – воскликнул Ники, бросив сердитый взгляд на Макса из-под длинной челки. – Ты не будешь больше плакать?
– Не буду, – пообещала Аня, ласково взъерошив ему волосы на затылке. – Пойдемте-ка лучше пировать, а то наши царские бутерброды засохнут.
Глава 2
Ники не отходил от Ани ни на шаг до самого возвращения домой. Вечером он пробрался к ней в постель, ввинтился под одеяло и прижался покрепче, обняв за шею. Аня отложила книгу, погладила вихрастую макушку, легко коснувшись ее губами.
– Тебе все еще больно? – шепотом спросил Ники.
– Уже нет.
– Но у тебя же синяк!