Он проснулся от того, что замерз до костей. Было ужасающе холодно. Такое ощущение, что от холода сердце остановилось. Кровь больше не суетилась по всему телу. Он с трудом встал и отошел от койки хирургического профиля. Хрустнул заледеневший позвоночник. Замерз до мозга костей. Вымерз. Почти вымер. Фантастически холодно. “В чем дело?”, подумал он. “Где я?”, “Чёрт побери, что за холод?”. Везде царил холод. Он был в одном нижнем белье, сверху одета только белый халат, с трудом стоял на ледяном полу, на котором через час, можно будет кататься на коньках. Везде были разбросаны лабораторные посуды, расходные материалы, приборы для измерения каких-то параметров. Стеклянные, шарообразные ёмкости наполнили шкафы и лабораторные столы. В тусклом свете эти ёмкости и другие металлические приборы мерцали мрачным, глубоко-синим, а иногда обидевшим - серым светом. Не веря своим, озверевшим от этого ледяного беспредела глазам – он с трудом протянул руку в окно открыто нараспашку. Огромные куски рассвирепевшего на морозе воздуха, расположились по всей лаборатории, превратив всех и вся в сосульку. Злость нарастала с тем, он осознал, что не сможет больше передвигаться. “Но что, же случилось?” Как не постарался, он не смог вспомнить, почему он здесь находится и что происходит вокруг. К злости прибавился страх. Он оцепенел и дрожал от холода и страха. С трудом повернул голову и искал источника тусклого света. Но, кажется, свет тоже был холодным. Свет, не несущий тепла. Вопросы, который он хотел найти ответы, обрели вдруг крылья и разлетелись по миру грез, где умирали мечты. Ему кажется что, тусклый, холодный свет высосал из него тепло. Он окаменел, стал частью ледяного света и лишь изредка поворачивал, как ему казалось со скрипом голову, чтобы взглянуть как там ранее протянутая, обледеневшая рука. Он отвел глаза, не хотел ни о чём беспокоиться и подумал, что закрывать глаза ни в коем случае нельзя, он тут же уснет и всё начнется сначала. Поэтому обледеневшим тяжелым взглядом смотрел вниз. Вдруг тело перестало бить дрожью – она растворилась в окружающей его сырости и холоде. Он почувствовал легкость в груди. Он наблюдал, как ярка красная энергия спускается от груди к ногам. Он не сопротивлялся этим ощущениям. Больно не было. Только из сердца шел страшный жар.
В это время ночной сторож видел яркий свет, исходящий от лаборатории доктора. Иногда, доктор работал над своими проектами до поздней ночи и даже часто ночевал в лаборатории. Но этот яркий свет показался сторожу вон выходящий. Подходил ближе к двери. Дверь была заперта изнутри. По краям исходил яркий свет. В лаборатории имелась огнеопасные вещества, и сторож подумал, что возник пожар. Он плечом сильно задел дверь, которая с грохотом от петли сломалась, и развалилась на бок. Доктор погружался в огне. Пламя пылало до потолка, но он даже не пытался его сбить. Сторож был знаком с инструкцией по обращению с огнетушителями, но добраться до него было непросто, и время тоже не хватило бы. Сторож снял с себя куртку и набросил на “горящий факел”, чтобы сбить пламя. После того, как сторожу своими силами удалось потушить огонь, от доктора, лежавший в кучке пепла, остался верхняя часть тела и очень странные следы, не похожие на обычные ожоги.
США, Манхэттен,
Итальянский квартал Литл-Итали
8 января 2000 года, 2 часа ночи
Она, наконец, услышала в телефонной трубке голос отца:
- Привет Донна! Я еще согрет солнцем твоей родины! Если найдется время, приезжай, расскажу тебе кое-что интересное, у меня есть что показать. Я на грани больших открытий. На грани отрыва. Думаю смогу тебя удивить.
- Спасибо пап. Я обязательно приеду. Я уверена, у тебя всё получится. Только очень прошу тебя: у тебя, наверное, много работ, позволь себе немного отдохнуть, и пожалуйста, найди время для продолжения нашей давней работы.
- А, Донна, опять ты за свое. Я уважаю твою профессию, но журналистику, брать интервью… ты не создана для этого, и думаю, у меня нет ничего интересного, ни в моей жизни, ни в моей работе…