Она отпила из своего стакана.
- Кажется, он сказал "сеть". Что-то в этом роде. Сплетает их рассказал мне про них кое-что. Страшно интересно. Но он свой. Совсем свой. Никаких сомнений. Это сразу видно.
Она отпила еще глоток.
- А в общем, какое мне дело до него? Ты хоть не сердишься? Он, знаешь, очень помогает Зизи.
- А Зизи что, настоящий герцог?
- Очень может быть. Греческий, понимаешь? Художник он никудышный. Граф мне понравился.
- Где ты была с ним?
- О, повсюду. А сейчас он привез меня сюда. Предлагал мне десять тысяч долларов, если я поеду с ним в Биарриц. Сколько это на фунты?
- Около двух тысяч.
- Куча денег. Я сказала ему, что не могу. Он принял это очень мило. Сказала, что у меня слишком много знакомых в Биаррице.
Брет засмеялась.
- Лениво ты меня догоняешь, - сказала она, я до сих пор только пригубил свой коньяк с содовой. Я отпил большой глоток.
- Вот это уже лучше, - сказала Брет. - Очень смешно. Он хотел, чтобы я поехала с ним в Канн. Говорю, у меня слишком много знакомых в Канне. Монте-Карло. Говорю, у меня слишком много знакомых в Монте-Карло. И вообще повсюду. Это правда, между прочим. Так вот, я попросила привезти меня сюда.
Она смотрела на меня, поставив локоть на стол, подняв стакан.
- Что ты на меня так смотришь? Я сказала ему, что влюблена в тебя. И это тоже правда. Что ты на меня так смотришь? Он принял это очень мило. Хочет завтра повезти нас ужинать. Поедешь?
- Почему же нет?
- Ну, мне пора идти.
- Зачем?
- Я только хотела повидать тебя. Ужасно глупая затея. Может быть, ты оденешься и сойдешь со мной вниз? Он ждет с машиной в двух шагах отсюда.
- Граф?
- Ну да. И шофер в ливрее. Хочет покатать меня. А потом позавтракать в Булонском лесу. Вино корзинами. Брал у Зелли. Дюжина бутылок Мумма. Не соблазнишься?
- Мне утром нужно работать, - сказал я. - И я слишком отстал от вас, вам будет скучно со мной.
- Не будь идиотом.
- Не могу.
- Как хочешь. Передать ему привет?
- Непременно. Самый нежный.
- Спокойной ночи, милый.
- Как трогательно.
- А ну тебя.
Мы поцеловались на прощание, и Брет вздрогнула.
- Я пойду, - сказала она. - Спокойной ночи, милый.
- Зачем ты уходишь?
- Так лучше.
На лестнице мы еще раз поцеловались, и, когда я крикнул консьержке, чтобы она потянула шнур, она что-то проворчала за дверью. Я поднялся к себе и смотрел в открытое окно, как Брет подходит к большому лимузину, дожидавшемуся у края тротуара под дуговым фонарем. Она вошла, и машина тронулась. Я отвернулся от окна. На столе стоял пустой стакан и стакан, наполовину наполненный коньяком с содовой. Я вынес их оба на кухню и вылил коньяк в раковину. Я погасил газ в столовой, сбросил туфли, сидя на постели, и лег. Вот какая она, Брет, - и о ней-то я плакал. Потом я вспомнил, как она только что шла по улице и как села в машину, и, конечно, спустя две минуты мне уже опять стало скверно. Ужасно легко быть бесчувственным днем, а вот ночью - это совсем другое дело.
5
Утром я спустился по бульвару Сен-Мишель до улицы Суфло и выпил кофе с бриошами. Утро выдалось чудесное. Конские каштаны Люксембургского сада были в цвету. Чувствовалась приятная утренняя свежесть перед жарким днем. Я прочел газеты за кофе и выкурил сигарету. Цветочницы приходили с рынка и раскладывали свой дневной запас товара. Студенты шли мимо, кто в юридический институт, кто в Сорбонну. По бульвару сновали трамваи и люди, спешащие на работу. Я сел в автобус и доехал до церкви Мадлен, стоя на задней площадке. От церкви Мадлен я прошел по бульвару Капуцинов до Оперы, а оттуда в свою редакцию. Я прошел мимо продавца прыгающих лягушек и продавца игрушечных боксеров. Я шагнул в сторону, чтобы не наступить на нитки, посредством которых его помощница приводила боксеров в движение. Она стояла отвернувшись, держа нитки в сложенных руках. Продавец уговаривал двух туристов купить игрушку. Еще три туриста остановились и смотрели. Я шел следом за человеком, который толкал перед собою каток, печатая влажными буквами слово CINZANO на тротуаре. По всей улице люди спешили на работу. Приятно было идти на работу. Я пересек авеню Оперы и свернул к своей редакции.
Поднявшись к себе, я прочел французские утренние газеты, покурил, а потом сел за машинку и усердно проработал все утро. В одиннадцать часов я взял такси и поехал на Кэ-д'Орсей, вошел в министерство и просидел там с полчаса вместе с десятком корреспондентов, слушая, как представитель министерства иностранных дел, молодой дипломат в роговых очках, говорит и отвечает на вопросы. Председатель кабинета министров уехал в Лион, где он должен был выступить с речью, или, вернее, он уже находится на обратном пути. Несколько человек задавали вопросы, чтобы послушать самих себя, а кое-кто из представителей телеграфных агентств задавал вопросы, чтобы услышать ответы. Новостей не было. Из министерства я поехал в одном такси с Уолси и Крамом.
- Что вы делаете по вечерам, Джейк? - спросил Крам. - Вас нигде не видно.
- Я бываю в Латинском квартале.
- Как-нибудь соберусь туда. В кафе "Динго". Ведь там самое веселье?
- Да. Или в новом, в "Селекте".
- Я сколько раз собирался, - сказал Крам. - Но ведь вы знаете, когда у тебя жена и дети...
- В теннис играете? - спросил Уолси.
- Нет, - сказал Крам. - Можно сказать, что в этом году совсем не играл. Мне хотелось как-нибудь вырваться, но по воскресеньям всегда дождь, да и "орты страшно переполнены.
- Англичане не работают по субботам, - сказал Уолси.
- Везет им, подлецам, - сказал Крам. - Ну погодите. Не вечно же я буду журналистом. Будет и у меня время ездить за город.
- Вот что лучше всего - жить за городом и иметь свою машину.
- Я подумываю купить себе машину в будущем году.
Я постучал в стекло. Шофер затормозил.
- Я уже дома, - сказал я. - Зайдите, выпьем по стаканчику.
- Спасибо, - сказал Крам.
Уолси покачал головой.
- Мне нужно обработать, что он там наговорил сегодня.
Я сунул два франка в руку Крама.
- Вы с ума сошли, Джейк, - сказал он. - Я заплачу.
- Так это же за счет редакции.
- Бросьте. Платить буду я.
Я помахал им на прощание. Крам высунул голову.
- В среду увидимся, за завтраком.