- Ну, уж это совсем просто, мне кажется, если подумаешь, сама ответишь...
- Так, я подумала! НЕ ПОНИМАЮ! – Фифа даже не стала сосредотачиваться.
Ярослав кивнул:
- Ладно, давай вместе... Ну, как, по-твоему, чем бы закончилась наша «встреча» если бы ты оказалась... хм... дядькой?
- Не знаю... Скорей всего там, в актовом зале?
- Умница! Тебе задали бы еще пару неприятных вопросов, и все бы разошлись разочарованные...
- А я...
- Та-а-ак...
- …а я ни за что на свете не захотела бы снова попасть в такое ужасное место...
- К таким ужасным и злым людям! – подхватил Ярослав и они вместе рассмеялись.
Ярослав проводил Фифу до дому, но почти не зашел – взял, как обещал, коробку из-под телевизора ловко ее сложил, и, попрощавшись, ушел. В коридоре и на душе почему-то стало пусто.
Фифа подумала: «Как жалко, что Ярослав не мачо! С ним спокойно!» и, несмотря на все волнения, свалившиеся на нее, заснула сразу, как только оказалась в кровати. Ей снился бал, настоящий, как в кино, со свечами, коврами, оркестром. Женщины - в кринолинах, мужчины – все как один – мачо – в смокингах! И все приглашали Фифу, и она всю ночь кружилась в каких-то замысловатых танцах. И было беззаботно и очень, очень счастливо.
5
Как только в календаре появилось слово «март», началась весна. Перемены не бросались в глаза, но чувствовались во всем: Солнце уже не просто отбывало повинность дневного небесного светила, оно грело, украшая город гирляндами сосулек к радости детей и поэтов и к ужасу коммунальщиков; снег еще лежал, но все больше чернел и жался по углам в тени, как непрошеный гость; вернулись запахи и звуки; истошными криками напомнили о своем существовании птицы, нет, не майскими любовными песнями, а истеричными воплями радости: «Мы тут! Мы пережили!». Временами, конечно, город засыпало белым, а по ночам чувствительно подмораживало, но это уже было не всерьез.
Перемены в Фифиной жизни как мартовская весна, были бы незаметны стороннему наблюдателю: она по-прежнему училась, работала, жила одна, но…
Софья Владимировна, как и обещала, устроила ее в «свою» лабораторию, где Фифу приняли, как родную, может оттого, что несколько человек еще помнили ее папу, а может оттого, что председатель несколько напутал масштаб. «Своим» у Софьи Владимировны был весь институт, и фактически Фифа оказалась в роли протеже директора, но какая разница!
Теперь по утрам, когда звонил будильник, Фифа уже скакала по квартире в поисках сбежавшего носка или варила кофе. И хотя на работе химией или биохимией и не пахло: Фифе в основном приходилось мыть пробирки, кормить животных, убирать клетки, Фифа чувствовала себя нужной, членом дружного коллектива, а не бестолковым автоответчиком. Тут все было по-семейному: в обед пили чай с печеньем, делились планами и домашними новостями. А еще Фифе рассказывали об отце. Часто и только хорошее. Оказывается, он был гением, сделал невероятное количество открытий, но, «ты понимаешь, что за время тогда было…», патенты оформляло начальство, а тему, тянущую на «нобелевку» просто засекретили. И, в один голос старожилы, вздыхая, добавляли, что, конечно, Филипп Сергеевич умер, лишившись любимой работы, всё остальное, ну, кроме Фифы, конечно, его мало интересовало, ни деньги, ни слава, ни женщины.
Кроме работы Фифа полюбила выходные. Особенно субботу. Теперь это был не простой день, предназначенный для домашней канители и праздного безделья, таким осталось воскресенье, а суббота… Начиналась суббота теперь с занятий йогой. Как говорилось на собрании, курс был ориентирован на европейцев, гиподинамичных, сутулых, тупых европейцев, потому как философии было минимум, если не сказать больше, а школьной физкультуры – максимум. Во всяком случае, так показалось Фифе, как только она «встала прямо, руки в стороны, ноги на ширине плеч»… Однако, в отличие от школы, после йоги она не засыпала, а наоборот, была полна энергии, и Ярослав «выводил» Фифу в мир.
Да! У Фифы появился друг! По субботам они ходили на выставки и концерты.
Ярослав любил джаз и научил Фифу следить за голосами инструментов, слышать диалог, а не какофонию звуков.
Оказалось, джаз – это весело! Музыканты делают с мелодией, что им вздумается, перебрасывают ее друг другу, отнимают друг у друга, спорят, шутят и все это называется таким привычным словом «музыка»!