- Ты - всего лишь цепной пес, - хриплю я, извиваясь в его руках, пользуясь тем, что ему нельзя; понимаю, он умеет бить так, что следов не останется, а будет горькое и долго болезненное послевкусие.
Мне необходима иллюзия свободы, власти над ним. Упиваюсь пониманием, что он хочет, но не может. Значит, мне уготовано что - то ужасное. Ужаснее, чем мой настоящий муж. Хочется кричать, рвать и биться в стену кулаками. Но мои движения слишком заторможенные, я скольжу вниз, обдираю коленки об жесткий ковер на полу. Боль ощущаю особенно остро, она контрастирует с его горящими руками, от которых остается лед на коже. Мне холодно. Тряхнула волосами, пытаясь подняться. Он поддерживает меня, знакомится с моим телом заново. Крутит, точно фарфоровую статуэтку, что влечет новизной. Потом она надоест, в порыве гнева ее можно и разбить.
- Нас всех кто - то сдерживает, милая. Прогибает. Тр*хает. Имеет лишь значение, насколько ты готов подставится. И чем лучше ты это осознаешь, тем проще тебе будет, - воркует мой муж; он сидит на моей кровати, расставив широко ноги, я вижу, что он возбужден, но имеет контроль над собой, своими эмоциями, телом.
Медленно ведет рукой по простыням, берет подушку и подносит к своему лицу, глубоко вдыхая запах. Я вжимаюсь в стену. Я почти забыла, какой он ненормальный. Почти забыла ту жизнь, до...
- Сладко пахнешь. Даже слаще, чем раньше. Собирайся, Лена. Отец ждет. А он не любит долго ждать, - взгляд мужчины плавит меня, я отчетливо ощущаю пламя, что лобызает меня, жжет кожу, обугливает кости.
Собираюсь слишком быстро, мечась по комнате, натыкаясь на внимательный взгляд мужа, что смотрит не мигая. Как маньяк. Как ненормальный. Нормальные люди так не могут смотреть. Натягиваю бесформенный свитер темно - оранжевого цвета прямо на пижамную майку. Я не собираюсь раздеваться перед ним. Ведь на моей спине остались его метки. И воспоминания захлестывают меня с силой, огромной волной, как цунами, что разрушает своей мощью до основания...
... - Ты всегда будешь моей, Лена, даже если я умру, ты будешь помнить меня. Я сделаю так, что ты будешь закрывать глаза и мой образ будет выжжен на внутренней части твоих век. Ты - моя... - шепчет хрипло он, возвышаясь надо мной.
Я повержена, в осколках, что впиваются в плоть, раскурочивая ее, причиняя боль. Сотни мелких стекляшек прорезали спину, сверкая, смешиваясь с красным. Валик не пытается мне помочь, он смотрит, будто завороженный, как подо мной образуется лужа крови. Наверняка, ему кажется это красивым. А потом он просто молча уходит. Боль парализовала меня, я пытаюсь двигаться, но каждое движение - точно пытка. Я не помню, как добралась до телефона и вызвала скорую. Но очнулась я уже в палате и доктор сказал мне, что у меня невероятная тяга к жизни, невероятная способность к выживанию. Тогда я хотела устроить побег, исчезнуть навсегда из жизни Строгановых - Богачевых, потому что понимала, что тону в пучине ужаса и зла. Мой муж понял, что я хотела бежать. Случился скандал, и он ударил меня. Так, что в ушах звенело, я не чувствовала своего лица и упала от мощи удара прямо на стеклянный столик в гостиной. Позже Валик скажет, что всего лишь преподал урок и что он бы спас меня, но я проявила мужество, когда отчаянно боролась за свою жизнь. Тогда - то у меня и был серьезный разговор с отцом. Видимо, в моих словах было столько отчаяния и желания сбежать или умереть, что меня отпустили. На целых пять лет. Пять лет я кроила себя заново, выстраивала свою жизнь и боролась со своими призраками, которые время от времени вылезали из глубин моего сознания, отравляя мне жизнь...
Руки противно тряслись, пока я натягивала теплые колготки поверх шорт, пытаясь блокировать воспоминания, затем - теплую юбку багрового цвета. Поспешно скрутила гульку из волос, натягивая шапку, заматываясь шарфом так, чтобы остался виден лишь нос. Застыла, смотря на мужа, что снова стал горой в проеме двери, невозмутимо наблюдая за мной, будто я - диковинная зверушка. Махнул рукой, мол, проходи. Не хотелось его близости, его энергетика будоражила, давила, выворачивала наизнанку. Энергетика войны и разрушения. Такие люди разрушают не только себя, но все и всех вокруг. Они не умеют по - другому. И желают разрушить то, что созидают другие. Валентин Богачев именно такой. Он считает, что в война и разруха - это прогресс цивилизации. Проскальзываю мимо него, так, чтобы ненароком не соприкоснуться, будто меня может убить током. Натягиваю ботинки, становлюсь так, чтобы видеть его. Он застыл, точно статуя, не двигается. Наблюдает. Зверь.
- У тебя же не было никого эти пять лет, так, малышка? - тянет противно он, прищуривая глаза и прожигая нечитаемым взглядом; молчу, стараюсь не реагировать, жар приливает к лицу, в мозгу тут же проносятся смазанные образы моего обнаженного мужа, подавляю желание передернуть плечами.
Думаю о том, что сейчас не могу сбежать, уверена, на этажах и внизу полно охраны, что искусно умеет сливаться с толпой. Но я буду пробовать. Наверняка, меня повезут в родительский особняк, а его я знаю слишком хорошо... Беру планшет, что забыла на кухне. Тянусь к куртке и меня припечатывает к стене мощным телом. Открываю рот, чтобы закричать, но Валик предусмотрительно прикрывает своей лапищей, сжимая, но не так сильно, как он умеет. Мое тело будто в агонии, мычу ему в пальцы, пытаюсь укусить.
- Ты помнишь, что всегда будешь моей? На тебе МОИ метки, и этого не изменишь, - говорит он, опаляя ухо своим дыханием, его свободная рука скользит по бедру и мне хочется содрать кожу следом, чтобы не помнить его прикосновений.
Его рука пробирается между ног и сжимает промежность, по - хозяйски, жестко. Он отпускает меня так же внезапно, как и схватил. Помогает надевать мне куртку, пока я восстанавливаю дыхание. Глаза слезятся. Мне трудно дышать, даже когда мы выходим и его рука ложится сзади мне на шею, я ощущаю ее ожог даже через слои шарфа. Ведет меня по ступеням, мы выходим из подъезда. Пара внедорожников. Нас тут же усаживают в машину люди в черном, с каменными лицами и глазами, которые смотрят будто сквозь тебя. Дергаюсь, когда дверь за мной захлопывают. Звучит как выстрел. Как приговор. Чувствую озноб, упираюсь лбом в стекло. Понимаю, что возвращаюсь в прошлое. Туда, где мне было страшно, больно и безнадежно. Где было темно, и я петляла в нескончаемых лабиринтах мучений. Я убегу. В этот раз навсегда. Все продумав. Я больше не хочу быть пешкой в играх отца. Не хочу жертвовать собой ради их власти и интересов. Это было слишком жестоко: дать мне надежду и потом разрушить ее, возвращая в их адский мир. Фоном слышала недовольный голос мужа, который говорил по телефону, всматривалась в город, что начинал пробуждаться, заполняться потоком людей, машин. Мечтала быть среди них, спешить на работу, и чтобы моей самой страшной проблемой были счета по оплате за коммуналку.