То есть выдумывается буквально черт знает что, только б в упор не видеть примитивной очевидности, которая торчит прямо перед глазами. Мне к сожалению нигде не попадалось упоминание о том, что Поперечный просто вставил украинское слово в русский контекст. Трудности заимствования иноязычных слов и понятий, а такое конечно что бывает во всех языках, очень точно отразил в своей широко известной поэзии «Слово» Стефан Георге: Из далей чудеса и сны
Я нёс в предел моей страны
Ждал норны мрачной чтоб она
Нашла в ключе их имена -
Схватить я мог их цепко тут
Чрез грань теперь они цветут...
Раз я из странствий шёл назад
Добыв богатый нежный клад
Рекла не скоро норна мне:
«Не спит здесь ничего на дне».
Тут он из рук моих скользнул
Его в мой край я не вернул...
Так я скорбя познал запрет:
Не быть вещам где слова нет
(Русский перевод поэзии «Слово» Стефана Георге взят из кн. Мартин Хайдеггер, Время и бытие, М.: Республика, 1993. Пер. В. Бибихина)
Когда в родном языке отсутствует понятие, которое поэт хочет позаимствовать из другого языка, то, на момент желания заимствования, данное понятие имеет вид отсутствующего в родном крае дива, грёзы («чудеса и сны»), которому для заимствования необходимо отыскать место (имя) в сети понятий родного языка. Чем и занимается седая Норна, после успеха работы которой полученное имя можно брать в поэзию, чтобы оно блистало и цвело над моим уделом («Чрез грань теперь они цветут») - то есть в родном языке.
Однако, как оказалось, не всем иностранным понятиям можно найти место в сети понятий родного языка. Одному такому, хотя и очень желаемому, ценному и хрупкому («богатый нежный клад»), как Норна и не пыталась, найти место так и не удалось:
Рекла не скоро норна мне:
«Не спит здесь ничего на дне».
Как результат: Тут он из рук моих скользнул
Его в мой край я не вернул...
- при невосприятии родным языком чужого понятия, та вещь, которую оно обозначает, отсутствует - отсутствует в родном языке, само собой: "Нет вещи там, где не хватает слова" («Не быть вещам где слова нет»), хотя там, вдалеке, то есть в чужом языке, откуда была попытка позаимствовать новое для родного языка понятие, та вещь существует.
Выводы
Сравните слова, что опубликовал в 30-х годах 19-го века Вильгельм фон Гумбольдт:
/* язык есть орган внутреннего бытия, даже само это бытие */ [11]
с заголовком этой статьи, то есть со словами, опубликованными на сто с лишним лет позже Мартином Хайдеггером:
/ * Сущностью человеческого бытия является язык */ [5]
Сотни лет проходят, а выражение практически неизменно то же, от интеллектуальных лидеров своих эпох: не потому ли это так, что оно правда? Ведь это особенность именно как раз правды, не так ли, с годами не меняться?
Что касаемо принципиального отсутствия понятий, имеющихся в другом языке, то оно наиболее характерно не так для технической или естественной сфер, как прежде всего для таких вещей, которые обозначают сугубо человеческие, густо сплетённые между собой, характеристики человека и взаимоотношений между людьми. А разве не характеристики человека и взаимоотношения между людьми всегда были, есть и будут впредь первейшими из важнейших для человека вещей?
Вот почему, когда мы видим диалоги типа:
/* "Nadiya Mishchenko": Ещё один пример: Симпсонов ищут в записи именно с украинским переводом. Потому как не сравнить.