Варвары, хлынувшие с берегов Балтийского моря на прочую часть Европы, принесли с собой обычай этих генеральных штатов, или парламентов, по поводу которого бывает столько шума, но который очень мало известен. Правда, короли в тс времена вовсе не были деспотами, но народ не меньше от этого изнывал в жалком рабстве. Главари этих дикарей, опустошивших Францию, Италию, Испанию, Англию, провозгласили себя монархами; их предводители разделили между собой земли побежденных, откуда и возникли маркграфы, лорды, бароны - все эти маленькие тираны, зачастую оспаривавшие у своих королей шкуру, сдиравшуюся ими со своих народов. Это были хищные ястребы, сражавшиеся с орлом за право пить кровь голубок; таким образом, каждый народ имел сто тиранов вместо одного господина. Священники тотчас же вошли в долю. Во все времена уделом галлов, германцев, островитян Англии было подчиняться власти своих друидов и сельских старост- старинной разновидности баронов, однако с менее тираническими наклонностями, чем их наследники. Упомянутые друиды называли себя посредниками между божеством и людьми, они издавали законы, отлучали от культа, осуждали на казнь. Постепенно в правление готов и вандалов их власть сменилась властью епископов. Во главе епископов встали папы и с помощью своих бреве, булл и монахов заставили трепетать королей; они их низлагали, подсылали к ним убийц и вытягивали из них все деньги, которые можно было получить от Европы. Слабоумный Инас67, один из тиранов английской гептархии, был первым, кто во время паломничества в Рим обязался платить динарий святого Петра (в переводе на нашу монету это было примерно одно экю) за каждый дом на своей территории. Весь остров тотчас же последовал этому примеру; Англия мало-помалу превратилась в провинцию папы, святой отец посылал туда время от времени своих легатов, чтобы взимать там непомерные подати. Иоанн Безземельный68 в конце концов в приличной форме уступил свое королевство его святейшеству, который отлучил его от церкви; бароны же, не усмотрев в этом для себя выгоды, изгнали этого жалкого короля и посадили на его место Людовика VIII69, отца Людовика Святого70, короля Франции; однако очень скоро они разочаровались в этом новоявленном короле и заставили его уплыть восвояси.
В то время как бароны, епископы, папы раздирали таким образом на части английскую землю, на которой все они хотели повелевать, народ -самая многочисленная, более того, самая добродетельная, а следовательно, и самая достойная часть человечества, - народ, состоящий из правоведов и ученых, негоциантов и ремесленников, одним словом, из всех тех, в ком нет ни капли тиранических устремлений, рассматривался всеми этими господами как стадо животных, подчиненное человеку.
Менее всего тогда общины могли участвовать в управлении, они считались презренной чернью: их труд, их кровь принадлежали их господам, именовавшим себя знатью. Самая многочисленная часть человечества была тогда в Европе тем, чем она и посейчас является во многих северных странах, - крепостными сеньора, неким родом скотины, продаваемой и покупаемой вместе с землей.
Понадобились столетия, чтобы человечеству была отдана дань справедливости, чтобы был прочувствован весь ужас того, что малое число людей пожинает посев большинства, и не явилось ли счастьем для рода человеческого то, что власть этих мелких грабителей была подавлена во Франции легитимным владычеством наших королей, а в Англии - легитимным господством королей и народа?
Счастливым образом в потрясениях, вызванных в империях спорами королей и вельмож, оружие народов до некоторой степени притупилось; свобода родилась в Англии из споров тиранов, бароны вынудили Иоанна Безземельного и Генриха III71 даровать знаменитую Хартию72, непосредственной целью которой было на самом деле поставить королей в зависимость от лордов, но согласно которой остальная часть нации получила некоторые поблажки, с тем чтобы при случае она приняла сторону своих так называемых покровителей. Эта великая Хартия, рассматриваемая как священный принцип английских свобод, сама позволяет понять, сколь мало тогда была знакома свобода. Одно только ее заглавие доказывает, что король приписывал себе абсолютные правомочия, а бароны и духовенство даже не пытались заставить его отречься от этого пресловутого "права", поскольку высшее могущество принадлежало им.
Вот как начинается великая Хартия: "Мы жалуем по нашей свободной воле следующие привилегии архиепископам, епископам, аббатам, приорам и баронам нашего королевства" и т.д.
В параграфах этой Хартии не сказано ни единого слова о палате общин доказательство того, что ее не было еще и в помине или же что она существовала, не обладая никакими полномочиями. Здесь содержатся оговорки в отношении свободных людей Англии - печальное указание на то, что были среди них и другие. Из параграфа 32 видно, что эти так называемые "свободные" были обязаны работать на своих господ. Подобная свобода еще сильно попахивала рабством.
Согласно параграфу 21, король повелевает, чтобы его служащие впредь не смели насильно и бесплатно отнимать лошадей и повозки у свободных людей, и это предписание показалось народу воистину свободой, ибо оно избавляло его от более тяжкого произвола.
Генрих VII73, удачливый узурпатор и великий политик, делавший вид. что он любит баронов, на самом же деле ненавидевший их и боявшийся, решил позаботиться об отчуждении их земель. С этого момента чернь, постепенно составлявшая себе своими трудами состояния, стала покупать замки знаменитых пэров, разорившихся из-за своих безумств. Мало-помалу все земли сменили своих хозяев.
Палата общин становилась со дня на день все более могущественной, древние семьи пэров со временем вымерли, и, поскольку в соответствии с буквой закона знатью в Англии считаются только пэры, в этой стране совсем не осталось бы аристократии, если бы короли время от времени не создавали новых баронов, сохраняя таким образом, сословие пэров, которого они некогда так страшились, дабы противопоставить его сословию общинников, ставшему весьма ненадежным.
Все эти новые пэры, составляющие верховную палату, получают от короля свои титулы и ничего больше: почти ни один из них не владеет землей, имя которой он носит. Кто-то из них может именоваться герцогом Дорсетским, но не иметь ни пяди земли в Дорсетшире.
Другой является графом какого-либо села, но едва ли даже знает, где это село расположено. Власть их сильна в парламенте и нигде больше.