ДОМЕНИКО. Служанкой? Как бы не так… Ты всегда забывала свое настоящее положение в доме… Вечно злая, всегда с гримасой на лице… Всегда с одной мыслью: «Разве я не права? Я что-нибудь плохо сделала?» Хотя бы раз я увидел слезы в твоих глазах! Никогда! Сколько лет мы живем вместе, и я еще никогда не видел, как ты плачешь!
ФИЛУМЕНА. Ты хотел, чтобы я проливала слезы из-за тебя? Ты не стоишь этого!
ДОМЕНИКО. Я никогда не знал с тобой покоя. Что это за женщина — не плачет, не ест, не спит. Я никогда не видел тебя спящей. Грешная душа у тебя, вот что!
ФИЛУМЕНА. Когда же это у тебя было желание увидеть, как я сплю? Ты давно забыл дорогу домой. Сколько праздников, сколько рождественских ночей я провела одна, как бездомная собака! Да знаешь ли ты, когда плачут? Слезы появляются, когда любишь, а тебе не отвечают тем же. А Филумена Мартурано не знала, что такое любовь… Когда видишь только плохое, незачем проливать слезы. Да, Филумена Мартурано не имела еще удовольствия плакать! С ней всегда обращались, как с самой последней шлюхой! (Обращается только к Розалии и Альфредо — единственным свидетелям этой святой правды.) Сейчас незачем вспоминать твою молодость, Доменико. Ты был тогда красив и богат. А теперь? Тебе ведь пятьдесят два года! А ты до сих пор приносишь носовые платки, выпачканные губной помадой. Меня тошнит от всего этого… (Розалии.) Где они?
РОЗАЛИЯ. Хранятся у меня.
ФИЛУМЕНА. Ни разу ты не подумал: «Может быть, лучше их спрятать… вдруг она заметит?» Куда там, какая тут осторожность! Пускай смотрит! А кто она такая? Какие у нее права на тебя? Доменико, ты глупеешь при виде этой…
ДОМЕНИКО (как застигнутый врасплох, в бешенстве). При виде кого?.. Кого?..
ФИЛУМЕНА (гнев Доменико не вызывает в ней никаких признаков страха)….отвратной девки. Кто тебе поверит, что ты не понял? Ты не умеешь как следует лгать, и это твой недостаток. Пятидесятидвухлетний старик связывается с двадцатидвухлетней девчонкой и даже не стыдится этого. Привел ее в дом под видом медицинской сестры… Думал, что я вправду умираю… (Словно рассказывая о невероятных вещах.) А до того, как пришел священник, час тому назад, думая, что я отдаю богу душу и ничего не вижу, обнимался и целовался с ней у моей постели… (С нескрываемым чувством отвращения.) Мадонна!.. Как мне противно! А будь я в самом деле при смерти, ты вел бы себя так же? Ну конечно, я ведь умирала, а здесь накрыли стол (показывает на Доменико) для него и этой дохлой! девки…
ДОМЕНИКО. Ну и что же? Если ты умираешь, я должен перестать есть? Мне тоже прикажешь умирать?
ФИЛУМЕНА. Что это за розы на столе?
ДОМЕНИКО. Розы, как розы!
ФИЛУМЕНА. Красные? Цвет любви…
ДОМЕНИКО (раздраженно). Да, красные, зеленые, лиловые… Ну и что из этого? Разве я здесь не хозяин и не могу приносить домой розы? Думаешь, если ты умирала, я перестал быть хозяином в этом доме?
ФИЛУМЕНА. А я вот не умерла. (Со злостью.) И еще долго проживу, Думми.
ДОМЕНИКО. Для меня это небольшая помеха. (Пауза.) Одного только не могу понять. Ты сама говорила: «Для меня все мужчины одинаковы». Зачем же ты хотела выйти только за меня? Я люблю другую женщину и хочу жениться на ней… И я женюсь, слышишь! Диана станет моей женой, и тебя не касается, сколько ей лет: двадцать два, меньше или больше…
ФИЛУМЕНА (с иронией). Смешно! Я так переживаю! Да какое мне дело до девчонки, из-за которой ты потерял голову, и до всего остального? Ты в самом деле думаешь, что я это сделала из-за тебя? Нет, я не об этом забочусь: это меня никогда не тревожило. Все двадцать пять лет ты спрашивал меня: «О чем ты все думаешь?» (Пауза.) Мне нужен… ты мне нужен! Ты надеялся, что эта баба, прожив с тобой, как раба, двадцать пять лет, вот так и уберется, словно нищая. (Протягивая правую руку вперед, левую держит сзади, зажав в кулак.)