Или плевать на эти деревяшки? Есть же золото. Нет, плевать нельзя. Не поймут. Своя же братва и не поймет, да и убальдовские тоже. Подумают, Жерар струсил. Или подумают, что он где-то поимел больше выгоды, чем потерял с этим пожаром.
Приехавшие отправились в столовую. Жерар тем временем выцепил Ручку, отвел его за угол и показал слиток.
— Что это?
— Золото, — удивленно ответил Ручка.
Укусил слиток и подтвердил:
— Золото. А вот и клеймо. Африканское золото.
— То есть, настоящее?
— На фуфло не похоже. Можно проверить на вес-объем.
— Не алхимическое?
— А, вон ты про что. Слушай, по форме и по клейму африканский слиток. И по цвету. Алхимическое, говорят, красноватое, и алхимики нипочем не рискнут выдавать свое золото за настоящее вот так вот внаглую в виде слитков с клеймами. Только он у тебя грязный немного. Что это за рябь в клеймо набилась?
Ручка достал ножик и поскреб пятнышки на слитке.
— Как будто олово или свинец. В святую воду макал?
— Да. Нормально все.
— Африканский слиток… — задумчиво сказал Ручка, — Ты менялу подломил?
— Какого менялу?
— Я, если ты забыл, большой специалист по монете и казначей нашего аббатства. За финансовыми новостями слежу. Положение обязывает. С французами, с теми, что из Милана, в Турин приехал интендант. Еще за пару дней до Рождества. Привез африканские слитки и продавал их за золотую и серебряную монету. Надо полагать, потому что слитками с солдатами не рассчитаешься. Почти все запасы монеты в Турине выгреб, не глядя на курс. Сюда как раз понаехало без счета рыцарей и паломников, которые платят за все втридорога деньгами, а не долговыми обязательствами и записями в счетных книгах. Я под это дело сдал наше серебро, но слитками не взял, зачем монахам слитки, а взял векселем на предъявителя с обязательством в золоте и отложенным платежом на три месяца. Серебро, конечно, паленое, и в других обстоятельствах я бы ему дал еще полежать, но тут берут не глядя и увозят с глаз долой.
— Процентов двадцать мы на этом поимеем.
— Двадцать пять. Паленое получается сдали по номиналу.
— Откуда в Милане африканские слитки?
— Трофеи. Или в Милане с монетного двора вывезли, не знаю.
— Интересненько.
Жерар убрал слиток.
— Откуда это у тебя? — спросил Ручка, — Подломил менялу или интенданта? В одно рыло, без нас?
— Нет. Подломил одного парня, который, возможно, раньше подломил менялу или интенданта.
— Этого парня сейчас закапывают в могилку?
— Глазастый ты, как я погляжу.
— Творец дал нам глаза не только для украшения лица, — Ручка усмехнулся и сделал паузу, но Жерар не ответил, — Если захочешь сбыть такие слитки, то не спеши. Я думаю, они очень горячие. Не в том смысле, что жгут кошель и торопят побыстрее от них избавиться, а в том, что за ними, как пить дать, идут по следу очень серьезные люди. И молись, чтобы след того мертвого парня, которого ты подломил, не привел сюда.
— Просчитываешь партию на пять ходов вперед и готовишься сдаться?
— Зачем сдаваться, когда успеваем убежать.
— Не хочу бежать. Видит Бог, вообще не хочу. Полгода, как на таком жирном месте осели. Еще парней подучить, чтобы за них голова не болела каждый раз, когда их в сутанах выпускаем, и держали бы в страхе всю дорогу отсюда до Шамбери.
— Знать бы, кто может прийти за слитками. Поговори с доном Убальдо. Говорят, в Генуе была лютая резня из-за золота, которое Лис Маттео спер у жидов из-под носа у французов. Чуть ли не четыре телеги там было в монете и в слитках. Французы, похоже, часть нашли. А остальное где-то прячется.
Вот и дон Убальдо, легок на помине. Как раз сидит на крыльце. Чтож, лучше поговорить прямо сейчас, как бы проходя мимо, чем потом специально прийти, чтобы проконсультироваться по важному вопросу.
Жерар сел рядом на ступеньку.
— Слушай, Убальдо, — начал он, — Отвлечемся от чертовщины и вернемся на грешную землю.
— Я с нее и не уходил, — невозмутимо ответил дон Убальдо.
— Ручка говорит, ты можешь быть в курсе про Лиса Маттео из Генуи.
— Где-то могу, где-то нет. Генуя далеко. По какому делу вопрос?
— Лис Маттео подломил какого-то жида. Мы, слуги Христовы, знаешь ли, за жидами не следим.