— Вот эту, — Кармина протянула ему пергаментный свиток.
Сансеверино развернул опись, близоруко прищурился и начал читать. Вот-те раз. Нашлось золото. Не потеряно, не присвоено, не украдено, не растрачено. По стоимости похоже на треть того, что де Круа вывез из Вогеры. Знать бы точно, сколько там было. Но, увы. Никто ничего по описи не принимал и не сдавал. Даже к рукам интендантов де Фуа могло сколько-то прилипнуть, когда они получили примерно такую же сумму от загадочного швейцарского священника-бессеребренника.
То есть, треть обоза, попавшего в засаду при Парпанезе, доехала до армии, треть попала в руки врагам и треть лежит у епископа Пьяченцы Скарамуцио Тривульцио с непонятным статусом. Здесь не написано, что епископ это золото конфисковал, или принял на сохранение для кого-то, или принял как пожертвование, или принял для передачи третьим лицам.
На епископа можно нажать. Или по официальным каналам, через Папу. Или по неофициальным, через общих знакомых. Знал ли он, чье золото получает от упомянутого как частное лицо Фредерика фон Нидерклаузица? Рискнет ли он поссориться с королем Франции? Нет, понятно, что у нас война, и Пьяченца наши враги. С другой стороны, епископ принял золото не у вассала короля Франциска. Нидерклаузицы относятся к Швабскому имперскому округу императора Карла, и в описи нигде не написано, что золото имеет отношение к французскому бюджету или французской армии. К этому вопросу надо подойти очень аккуратно и посоветовавшись с юристами.
Итого получается, что де Круа отчитался еще за треть золота. Пусть не передал из рук в руки, но отчитался, что не присвоил, и вот оно. И как после этого «решать вопрос» с ним? Если Лотрек и коннетабль узнают, что де Круа честный, они изменят решение?
Некоторое время Сансеверино стоял, погрузившись в мысли о значимости описи из Пьяченцы. Потом поблагодарил, попрощался и собрался было идти. Но Кармина попросила его задержаться. Из смежной комнаты вышел священник.
— Здравствуйте, мессир.
— Здравствуйте, падре.
— Последний раз мы встречались в Вогере. Я сопровождал обоз Максимилиана фон Нидерклаузица.
— Рад Вас видеть. Насколько я помню, обоз после этого поделился на три части. Которую из них сопровождали Вы?
— Ту, что приехала в Монцу.
— Вот как. Да вознаградит Вас Господь. Надеюсь, в Монце Ваш подвиг оценили по заслугам?
С де Фуа сталось бы и этого приговорить за то, что слишком много знает.
— Да. Меня со всем уважением взяли на переговоры в Новару и Верчелли. Я убедил земляков, что король Франциск не обманет и рассчитается полностью, а те скромные суммы, которые им выдали с моим посредничеством, это только первая выплата.
— Очень рад.
Сансеверино чувствовал, что священник здесь не просто так. Он чего-то попросит.
— Поскольку у нас пока перемирие, я поехал в Турин поклониться Плащанице. Раз уж сюда идет большой и хорошо охраняемый обоз, — сказал Тодт.
— Со стороны герцога Карла было очень любезно привезти Плащаницу из Шамбери.
— Но в Турине меня арестовали ваши недоброжелатели. Люди мессира Рене де Виллара. Я не знаю, есть ли у него здесь должность, если он губернатор французского Прованса, но по рождению он савойяр, и верные люди у него здесь есть. Вчера меня посадили в подвал замка Акайя. Там я встретил известного нам Максимилиана фон Нидерклаузица и нашего общего друга Юстиниана из Московии.
Ого! Враги не дремлют. Минутку. Юстиниана, получается, арестовали сразу после мистерии?
— Этой же ночью нас пришел убить брат Витторио, верный пес Медичи.
Этого деятеля Сансеверино не знал. Но по контексту понятно, что какой-то достаточно серьезный наемник или в формальном статусе монаха, или с монашеским прозвищем.
— Он как-то проник в замок и перерезал тюремную стражу. Стража там крайне несерьезно относилась к своим обязанностям. Ее бы и хорек перерезал. Мы втроем смогли справиться с этим Витторио, после чего покинули замок.
— Никого больше там не убили?
— Вся стража и все рыцари той ночью отправились гасить бунт черни, а все дамы скопились у окон, которые выходили в город. Герр Максимилиан сказал, что де Виллар и Луиза Савойская разговаривали друг с другом на крыше замка. Я их не слышал, мои уши уже не те, что раньше.
— Вы тут, а где Максимилиан и Устин?
— Они покинули Турин в том направлении, которое посчитали наиболее выгодным для себя в сложившейся ситуации. Я так понял, они не хотели бросать тень на Вас ни своим арестом, ни своим побегом. Мне же надо вернуться к моим прихожанам в Монцу. Мы посоветовались и решили, что если нас, беглецов, объявят в розыск, то меня поймают сразу же. Я не буду позориться с переодеваниями и прятками. Я брат-госпитальер. Я дал обет довезти золото моим прихожанам и выполнил его. Поэтому я вправе просить убежища у человека чести, который и так уже знает эту тайну и способен вернуть меня на то место, которое предназначено мне Господом.