Двадцать восьмого высшее общество сместило фокус внимания на беспорядки в Турине. Герцог Карл съездил в город, поговорил с сестрой и с братом, вызвал декурионов в замок Акайя. В целом всем нашлось, чем заняться.
Двадцать девятого понемногу разгребали последствия двадцать восьмого. Сплетничали о генуэзцах и Колонне. К полудню вспомнили, что самый почетный гость давно не появлялся на публике, а вечером планировали бал. Карл Добрый сказал, что ему бы пригодился день, чтобы поработать в Турине, и он племяннику мешать не будет. Отправили делегацию к Луизе Савойской, чтобы она повлияла на сына. Она вроде как начала собираться, но тут пришли новости одна другой краше.
Из аббатства Сакра-ди-Сан-Мигеле дознаватель инквизиции сообщил, что обитель уже несколько месяцев как превратилась в тайный разбойничий притон, а принимаемый в обществе отец Жерар был главарем шайки. По странному совпадению, в этот же день скончался по непонятным причинам викарий Пандольфо Медичи. Как будто от стыда, или от страха быть обвиненным в соучастии.
Многие съездили в Турин на отпевание викария. Все-таки, прекрасный собор, певчие, благородное общество и повод для светской беседы.
Утром тридцатого Франциск Первый из спальни не вышел. Но в Монкальери появилась Луиза Савойская.
— Его Величество занят, — сказал лакей, согнувшись в поклоне, — Приказал не беспокоить.
— Я сейчас с ноги открою, — ответила королева-мать.
Придворные бросились наутек и даже образовали пробку в дверном проеме. Сейчас король выйдет в плохом настроении, и боже упаси попасться ему на глаза.
Лакей втянул голову в плечи и аккуратно приоткрыл дверь, стараясь не заглядывать внутрь. Луиза без особой необходимости пнула по двери, чтобы та с грохотом ударилась об стену.
Короли никогда не запираются изнутри. Им плевать, что слуги что-то увидят, а приличные люди без разрешения не заходят. Оскорбление величества — дело подсудное даже для высшей аристократии.
— Ты все делаешь неправильно! — с порога заявила строгая мать.
— Правильно он уже делал, — ответила Колетт.
Колетт стояла по-собачьи на расстеленной львиной шкуре лицом к двери, подложив под колени толстую подушку, а Его Величество высочайше изволил поиметь ее в нетрадиционной форме.
Подобное извращение уже тогда общество строго осуждало, и даже в известной книге Аретино оно упоминалось как «дело столь дурное».
Если бы Колетт дернулась, когда дверь распахнулась, или когда ударилась, то могла бы сломать Его Величеству срамной уд. Этот орган, как известно, костей не имеет, но при неудачном стечении обстоятельств от резкого движения может сильно испортиться.
Франциск тоже не уподобился жалким простолюдинам, которые, будучи застигнуты во время любовной игры, прячутся кто куда, как испуганные котята. Он аккуратно двинулся назад, извлекая уд из «неправильного» места и одновременно накинул на себя простыню.
— Мама, ты очень невовремя, — сказал король.
— Мама не бывает невовремя. Надеюсь, ты не забыл покушать?
— Не забыл.
— Он и шапку надевал. То есть, львиную голову, — сказала с пола Колетт.
Она села на пол, подтянув ноги к груди, и спряталась за своей подушкой.
— И лекарства принял?
— Ну мам…
— Это что за девка?
— Ты сама говорила, чтобы я не слишком увлекался Франсуазой.
— На кого ты ее променял? У этой совершенно крестьянское рыло. Какая-то простолюдинка из Нидерландов!
— Хрю! — весело ответила Колетт, — Вы очень проницательны, Ваше Высочество. Я Колетт, шутовка Маргариты Австрийской.
— Я не имела в виду поменять даму из высшего общества на шутовку! Кто отвечает за то, чтобы моему сыну хватало шуток?
Вопрос, возможно, был риторическим, но на него нашлось, кому ответить.
— Я, Ваше Высочество!
В дверях появился Трибуле. Он не собирался конкурировать с Колетт и не сидел два дня под дверью среди придворных. Он уподобился королю и нескучно проводил время с девкой. Но как только узнал, что в Монкальери прибыла Луиза Савойская, оделся и прибежал вслед за ней. С Его Величества станется назначить эту Колетт на место придворного шута, а Трибуле выгнать. И тогда с ним невозбранно поквитаются все, над кем он подшутил слишком смешно.
— Почему вместо тебя моего сына развлекает какая-то шлюха из Нидерландов?
— У нее сиськи. И жопа. Вы же видели мистерию, Ваше Высочество. Что может поделать честный шут против такого преимущества?
— Да хоть на голове ходи.