— А сейчас что? — спросила Шарлотта.
— Сейчас заразы нет, но и братии нет. У меня всего полторы дюжины божьих людей на всю эту громадину. Ни дров нарубить, ни кашу сварить.
— Я что, буду сидеть голодная?
— Нет, что Вы! Для братии у меня повар от Бога, пальчики оближете. Но на полсотни постояльцев нужна полная кухонная бригада и еще мужик с телегой, чтобы провизию подвозил. К этой зиме ничего не запасли. Некому было запасаться. Братия до весны протянет, а путников кормить ну совершенно нечем.
— И что, паломники стучатся, а вы их разворачиваете?
— Ну отчего же. Пускаем помолиться, пускаем на ночлег и честно предупреждаем, что из еды только вода и сухари. Внизу поставили щит «В обители мест нет, простите Христа ради». Если кто голоден и без денег, то наши сухари могут ему жизнь спасти. А если с деньгами, то постоялый двор в Сан-Пьетро нашими молитвами от заразы не пострадал и накормит хоть короля. Ну, может, не короля, но рыцаря точно накормит.
— Но для благородной дамы у вас, значит, все условия есть?
— Конечно, дочь моя! Лучший вид из окна на долину от горизонта до горизонта! Настоящее стекло в раме. Восковые свечи. Дрова для камина. Кровать. И ходить никуда не надо. Вам монахи и принесут, и вынесут.
Отец Жерар повел гостью со свитой через двор мимо церкви. По пути к ним присоединились еще двое монахов.
— Разве там не закрытый двор для монахов? — спросила Шарлотта.
— О, прекрасная сеньора разбирается в архитектуре! Конечно, закрытый двор. Меня попросили Вас надежно спрятать, и я спрячу.
Отец Жерар открыл дверь.
— Вот в этой новой замечательной башне. Не беспокойтесь, и Вас никто не побеспокоит, пока не придет время уезжать.
— И никто не заметит трех дам на исключительно мужской половине?
— Кто здесь что заметит, кроме моей братии? А братии не положено болтать лишнего. Но я, с Вашего позволения, ограничу Вашу свободу. Братия не поймет, если по закрытому двору будут прогуливаться дамы.
— Мне что, сидеть безвылазно в башне, как узнице?
— Как Вы думаете, Вы здесь надолго?
— Пару дней подожду вестей из Турина. Вы ведь переписываетесь с викарием?
— Конечно.
— Вот подожду новостей, а там видно будет. Но если моего мужа не освободят за два дня, то я не буду его дожидаться и уеду.
— Тогда о чем разговор? Посидите два дня в теплой комнате, чтобы не смущать божьих людей. Потом тихо покинете обитель. Никто не видел, как Вы входили, никто не увидит, как уйдете.
По узкой лестнице поднялись на четвертый этаж.
— Прошу! — отец Жерар распахнул дверь, — Наши лучшие апартаменты!
— Неплохо, — огляделась Шарлотта, — Мебель хорошая. Вид из окна просто чудо. Только холодно.
— Сейчас будет тепло. Какой статус у Ваших спутниц? Могу положить им матрасы на полу, а могу отвести им отдельную комнату парой этажей ниже.
— Для Жанны постелите матрас. А Марта, наверное, и не должна здесь быть. Да, Марта?
— Не знаю, Ваша светлость, — пожала плечами Марта, — Может быть, Вам и не нужна здесь охрана.
— От кого, от монахов? Здесь и вдвоем тесно. Я любезно предоставила тебе возможность сбежать из Турина. Дальше сама. У тебя есть постоянный наниматель, и он, кажется, просто разрешил тебе уехать без обязательств.
— Как Вам угодно.
Марта нисколько не огорчилась. Да, Шарлотта не забыла и не простила Марте, что когда-то Марта была любовницей ее мужа. Правда, Шарлотта сама предложила ему Марту в любовницы на время своей беременности. Но не сказала ни Максимилиану, ни Марте, что это предложение на ограниченное время, а не на всю жизнь. Правда, Марта вышла замуж раньше, чем Шарлотта родила, и как-то само собой так вышло, что она бросила Максимилиана по своей инициативе, не оговаривая, с какими чувствами они потом смогут смотреть в глаза друг другу.
— Тогда мне место не здесь, а в гостинице для паломников, — сказала Марта отцу Жерару, — Я бы купила лошадь с дамским седлом и уехала отсюда.
— Сильно торопитесь? — спросил приор.
— Нет. Как справедливо заметила прекрасная сеньора, у меня есть наниматель, и он знает, что я здесь. Я бы с Вашего позволения подождала дальнейших указаний день-другой.
— Как тебе угодно, дочь моя. Тогда пойдем обратно, найду тебе место в гостинице.
Отец Жерар и Марта ушли. Тут же появились двое монахов с охапками дров. Один молодой и симпатичный, другой постарше и посуровее. Стараясь не глядеть на женщин, первый разжег камин. Второй вышел.