Известно, как надо принимать гостей. Но кто-то подвел. Когда проверяющие уже прибыли, у начальника не оказалось водки. Он побежал по кабинетам и увидел у Смирнова на подоконнике. "Передай Коле, что я ему завтра верну", — крикнул он дежурному, пробегая с бутылками в свой кабинет.
На счастье, участковый вскоре пришел и сразу же поднял тревогу. Кабинет начальника оказался заперт, и на стук никто не отзывался. Выбили дверь, но внутри никого не нашли. Начальник отделения с гостями оказались в ленинской комнате. Срочная медицинская помощь в виде промывания желудков дала результат, и проверяющие вскоре отбыли восвояси.
На рынке они с участковым пробыли около часа. Как и ожидалось, безрезультатно. Единственным результатом были несколько килограммов отборных фруктов, которые неведомым образом очутились в машине участкового, пока они гуляли по рынку. Впрочем, хозяин автомобиля эту перемену проигнорировал. Задумчиво сжевав грушу, Кулинич лишь еще больше уверился в первоначальных выводах.
Но дела не бросил. "Ладно, — подумал он, — но несмотря ни на что, люди должны оставаться людьми" На следующий же день он снова прибыл в 300-е, на этот раз в компании большой черной сумки, в которой призывно позвякивало.
Безотказный в обычных случаях метод не сработал. Случай оказался запущенным. Коррупция проникла в 300-е отделение настолько глубоко, что даже водка не заставила вспомнить о служебном долге.
— Ты знаешь, я нашего шефа по-настоящему уваж-ж-жаю, — разоткровенничался участковый, с которым Кулинич "проводил воспитательную работу". — Не по должности, нет. Как личность. Знаешь, за что? За выдержку. За твердость д-д-духа… Ик!
Муравьев проявил деликатный интерес и услышал следующую леденящую кровь историю.
— В прошлом году один хрен*… ну, ты его не знаешь, тоже участковым у нас служил. Так вот, он был с начальником на ножах. Ну, не поделили они кое-что… неважно. Пытался он все время начальнику гадость сделать. И случай представился. Свистнул* он у него печать гербовую. И заныкал. Ну, сам понимаешь, утеря печати — дело подсудное. Другой бы на его месте — в панику. И пропал бы точно. А наш — ничего. Полное спокойствие! Как будто нич-ч-чего не случилось. Так здорово себя держал… Короче, нет печати — и фиг* с ней. И так два или три месяца держался. Если очень надо было — ездили в соседние отделения печать ставить. Потом случайно обнаружили — за сейфом лежала. Сейф у нас такой, доисторический монстр, никогда его не двигали, а тут стали ремонт делать… Короче, нашли эту чухнутую* печать…
Кроме различных баек и сетований Кулинич не добился от "проросших" коллег ничего. Видимо, предстояло действовать на чужой "земле" на собственный страх и риск.
За сутки Кузьминского не нашли. Сидочук был разозлен.
Впрочем, еще через пару часов пропащая жертва партократии уже показалась на горизонте. Муравьев докладывал шефу:
— Я тут на агентурной встрече был. Есть ценная информация.
На самом деле, никакой настоящей агентуры у Муравьева еще не было. Тем не менее, осведомителей и осведомительниц насчитывалось несколько десятков. Причем все они даже не подозревали, что являются осведомителями. Еще со студенческих времен (а учился он тут же, в Университете) Муравьев легко сходился с людьми, и на каждом факультете, в каждой общаге у него было несчетное число знакомых студентов, а еще больше — студенток. За чашкой чая, за бутылкой водки, а то и в совсем интимной обстановке ему простодушно выбалтывали такие вещи, о каких опытный агент мог и не мечтать. И нельзя сказать, что Муравьев старался ради службы. Заводя очередное знакомство, он меньше всего думал об агентурной работе. Но как-то так получалось, что все его амурные и иные похождения шли делу на пользу.