Подобравшись ближе, я разглядел эти создания (на меня они, похоже, не реагировали). Формой они напоминали мужской орган, хотя головки не было – на конце они заострялись конусом, как заостряется банан. На самой же макушке имелось что-то вроде глазка или сосочка. Будь я женщиной, сам вид их (не говоря уже о запахе и особых движениях) вызвал бы у меня сексуальный отклик. И глядя на купающуюся в блаженстве китаянку, я, наверное, впервые в жизни пожалел, что не родился женщиной.
Когда все было кончено, и моя незнакомка широко и томно раскинулась, разбросав по сторонам руки и ноги, – растения тоже как будто успокоились. Они лишь терлись лениво о ее бедра, о ее доступную, открытую промежность. Хотя нет, не только терлись: поочередно, точно утята, погружающие головки в воду в поисках поживы, они ныряли в ее лоно, как будто что-то добирая там.
…Спустя полчаса мы снова брели через заросли. Растения хватали нас за ноги, но моя спутница без церемоний обрывала их плотные стебли и мясистые полураскрытые бутоны. В то же время нам встретились две женщины, подвешенные вниз головой и сплошь опутанные лианами, но я уже не пытался их освободить. Скоро лес поредел и тропа сделалась плотнее, что свидетельствовало о близости жилья. Вопреки моим ожиданиям я увидел на освобожденной от зарослей площадке у ручья не экзотические лачуги, крытые листьями, а современную туристскую палатку изумрудного цвета, почти не выгоревшую.
3
Сбоку от палатки лежал на спине худой загорелый мужчина. Его грудная клетка возвышалась над впалым животом, точно пустая рассохшаяся бочка. Лицо и тело были присыпаны оранжевой пудрой (погодя я догадался, что это цветочная пыльца). Рядом с ним, из пятачка, обложенного камнями (некое подобие клумбы) торчали несколько крупных бледно-голубых цветков, с синими жилками на лепестках. Изогнув дугой толстый гладкий стебель с резными листьями, один из цветков приник, словно пылкая любовница, к животу лежащего, другой – к его мошонке.
Еще утром я наверняка был бы ошеломлен этим зрелищем, теперь же воспринял его без удивления, даже с невольным сочувствием. Когда я проходил рядом, две или три цветочные головки, словно живые, повернулись выжидательно в мою сторону, и я живо вспомнил свои недавние ощущения, когда мои пальцы оказались внутри такого цветка.
Китаянка нырнула под полог палатки и показалась вновь с какими-то плодами и пластиковой бутылью воды. Мужчина приподнял голову, скользнул по мне безразличным взглядом и проворчал по-английски, с американским выговором:
– Это и есть конец света. Да-да. Весь мир сползет в воронку! Вся ваша цивилизация! – и он вяло, как бы через силу захохотал.
– Вы американец? – спросил я, вдохновляясь тем, что встретил соплеменника.
– Не уверен. Я уже затрудняюсь определить, кто я такой. Есть подозрение, что я – большущий член, и больше ничего.
– Давно вы на острове? – продолжал я расспрашивать, вопреки его ёрничанью.
– Давно? Что такое «давно»? А что такое «недавно»? Надо думать, не очень давно, раз вы со мной разговариваете. А вот вы, я вижу, только что прибыли. Вы еще в шортах… Еще не вкусили здешнего лакомства? Тогда вам мой совет: не поддавайтесь чарам этих монстров, – и он оттолкнул от себя изящный цветок (правда, тот сейчас же вернулся в прежнее положение). – А лучше – сегодня же бегите отсюда прочь. Обратно на континент!
– Поздно, – улыбнулся я. – Судно ушло, все рейсы отменены. Меня обещали забрать через пять дней.
– Тогда вам конец, – равнодушно заключил он.
– Может, вы объясните мне, что здесь происходит? – не утерпел я. – Что это за всеобщее сексуальное безумие – и людей, и природы?
– …Пять дней вы не продержитесь, – продолжал он, игнорируя мой вопрос. – Посмотрите на эту азиатку, – кивнул он на китаянку. – Она по семь, по восемь раз в день получает оргазм. Но женщинам легче. Смотрите, у нее до сих пор цветущий вид. Мы же, мужчины, расточаем свое семя, свою живительную энергию. Хотя и она окончит там же, где все. Потому что ей будет хотеться все большего… Здесь все пути приводят в урифис.
Я не стал уточнять, какое понятие он вкладывает в слово «орифис»: воронка, устье, жерло? А может быть, кратер пресловутого метеорита?
Пока женщина хозяйничала, я не переставая косился на ее узкие аппетитные коленки и смуглые тугие ляжки, особенно когда она присаживалась на корточки (учитывая, что кроме юбки на ней ничего не было, а мои эмоции и без того уже были достаточно накалены).
– А между мужчинами и женщинами здесь ничего не происходит? – исподволь вырвалось у меня.
– Практически нет. В этом не возникает надобности. Растения нежнее. Они неутомимы, настойчивы. Они кругом, и в любую секунду готовы к вашим услугам.
– И мне не соблазнить эту женщину? – повел я глазами на китаянку, у которой по подбородку стекали капли густого кокосового молока. Она улыбнулась мне, превращая глаза в две волнистые черточки и забавно морща носик, словно сытая кошечка.
– Вряд ли она останется довольной. Ее здесь на каждом шагу ждет блаженство, неслыханное блаженство, куда более мощное, чем способен ей доставить мужчина. Вдобавок эти запахи, которым трудно противостоять… Вы нужны ей лишь как свидетель. Лишь этого им не достает в первую неделю. Но потом они уже окончательно воспринимают растения как сознательные существа, как своих любовников.
– Но, похоже, так оно и есть. Растения сами хотят секса? Хотя это и не вяжется ни с какими понятиями науки.
– Ошибаетесь. Они хотят одного – питания. Здешние растения приспособились побуждать людей на секс с ними, только чтобы получить желаемое – богатые энергией выделения. Эти ласковые вампиры питаются нашей плотью. Некоторые из них впрыскивают женщинам в матку зародыши семян, и те дозревают там. Растение освобождает себя от энергетически затратной функции. Впрочем, я не биолог, и это лишь мои домыслы.
– Значит, это не сказки – про мутации, про метеорит, с которым их связывают?
– Сказки это ли нет – для меня нет разницы. Я прибыл сюда за кайфом, и я получил его сполна. И я уже не могу не получать его. Вот реальный факт.
Женщина придвинула ко мне открытую консервную банку.
– До сих пор сохранилась цивилизованная пища? – недоуменно повернулся я к лежащему.
– Ничего удивительного, – нехотя отозвался тот. – Больше месяца тут никто не задерживается, обычно две-три недели… Опять же – фрукты. Но эти фрукты… Лучше их вовсе не касаться.
– Две-три недели, а что потом? Куда деваются люди? За три месяца скандальной славы острова сюда прибыло более двух с половиной тысяч паломников! А впечатление, что остров пуст, почти необитаем…
Вместо ответа американец расхохотался надменно и отвернулся от меня, как от человека, на которого не стоит тратить время.