Аксинья окинула Олега оценивающим взглядом, словно прикидывая размер.
— Путь к Омутам… Не каждому такое доверяют. Видать, и правда ты не простой человек. — Она подошла к лавке, развернула один из свёртков. — Вот, холстина плотная, крепкая. Рубаху да порты сшить можно. А Мирон как раз вчера сапоги одни доделал, крепкие, кожаные. Может, и подойдут по ноге.
Она протянула Олегу одежду. Он осторожно взял её. Ткань была грубоватой, но прочной и приятно пахла льном. Он чувствовал себя неловко, принимая помощь от незнакомых людей, которые ещё утром смотрели на него как на врага.
— Спасибо, Аксинья, — искренне сказал он. — Я… я не знаю, чем могу отплатить. У меня ничего нет.
— Отплата потом найдётся, — махнула рукой женщина. — Доброе дело завсегда добром вернётся. Ты мельницу запустил — всей деревне подспорье. Этого пока хватит. Примерь пока сапоги, вон там, у печки стоят.
Олег сел на скамью и осторожно стянул свои потрёпанные лапти. Новые сапоги из толстой, добротной кожи оказались чуть великоваты, но с толстой онучей, которую тут же принесла Аксинья, сели как влитые. Он впервые за долгое время почувствовал под ногами твёрдую, надёжную подошву. Невероятное ощущение.
Когда они вышли от Аксиньи, уже почти стемнело. Олег нёс свёрток с новой одеждой, чувствуя странную смесь благодарности и неловкости.
— Они… добрые люди, — сказал он Марфе.
— Люди везде люди, Олег, — ответила та. — Со страхами, с надеждами, с добротой и злобой. Зависит от того, что ты в них разбудишь. Ты сегодня разбудил любопытство и каплю доверия. Это начало.
Они подошли к старой липе на площади. Марфа остановилась, коснулась морщинистой рукой её толстого ствола.
— Завтра перед рассветом выдвигаемся. Путь до Омутов дня три займёт, если лесные тропы будут благосклонны. А пока… отдохни. Но прежде… Попробуй услышать дерево. Не мысли Хозяина Леса, нет. Просто… жизнь. Его медленную, глубокую жизнь. Приложи ладонь. Не думай. Просто слушай. Искрой своей.
Олег с сомнением посмотрел на дерево, потом на Марфу. Это было ещё одно странное задание. Но он помнил слова Лешего, помнил свою реакцию на воду родника. Он шагнул к липе, ощущая её древность, её спокойную мощь. Он положил ладонь на тёплую, шершавую кору. Закрыл глаза.
Сначала — ничего. Только шум ветра в ветвях и собственное дыхание. Потом он попытался сосредоточиться на «искре» внутри, не пытаясь её зажечь, а просто… ощутить. И тогда он почувствовал. Едва уловимую, медленную вибрацию под ладонью. Не пульс, скорее… очень медленное гудение. Ощущение силы, уходящей глубоко в землю и тянущейся к небу. Спокойствие. Древнее, мудрое спокойствие живого существа, которое видело смену сотен времён года.
Он стоял так несколько минут, забыв о деревне, о Марфе, о себе. Просто слушая молчаливый язык дерева.
Когда он открыл глаза, Марфа уже ушла. Он остался один под раскидистыми ветвями старой липы, в обступающих сумерках чужого мира, с новой одеждой в руках и ощущением медленного гудения под кожей. Он вернулся в свою баньку, аккуратно сложил новую одежду, подбросил дров в остывающую печку и лёг на свою лежанку из листьев. Он был всё так же одинок и уязвим, но сегодня он сделал шаг. Небольшой, неуверенный, но шаг вперёд. И завтра его ждал путь к Омутам Тихим. Путь к пониманию.
Глава 5. Трудности волшебства
Рассвет только-только начал окрашивать восточный край неба, прогоняя ночные тени из Селища. Воздух был прохладным и чистым, пахло росой, влажной землёй и дымком из редких, уже затопленных печей. Олег, одетый в новую, добротную холщовую рубаху и порты, с крепкими сапогами на ногах, чувствовал себя немного неуклюже, но гораздо увереннее. На плече висела простая сума, в которую Аксинья и Марфа уложили скудные, но необходимые припасы: краюху хлеба, кусок вяленого мяса, флягу с водой и мешочек с солью. Амулет на шее под рубахой привычно теплел.
Марфа ждала его у околицы, опираясь на свою неизменную клюку. Её силуэт на фоне предрассветного неба казался вырезанным из самой ткани мира – древний, неподвижный, знающий. Она молча кивнула, когда Олег подошёл, и они тронулись в путь, покидая сонную деревню. За спиной остались настороженные взгляды немногих ранних пташек, вышедших во двор, и тихое покашливание старосты Степана, наблюдавшего за их уходом из окна своей хаты.
Лес встретил их знакомой тишиной, но уже без прежней враждебности. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, рисовали на тропе причудливые узоры. Пели птицы, где-то в отдалении стучал дятел. Олег вдыхал полной грудью чистый лесной воздух, чувствуя, как напряжение последних дней понемногу отступает, сменяясь сосредоточенным ожиданием.