— Остановись, — тихо сказала Марфа, кладя руку ему на плечо. Она тоже смотрела на ручей с настороженным вниманием.
Олег вгляделся в воду. Ничего подозрительного. Камни, струи, блики солнца… Но ощущение неправильности не проходило.
— Что это, Марфа? — прошептал он.
— А ты сам скажи, — голос Марфы был ровным, но Олег уловил в нём напряжение. — Ты ведь учишься слушать. Что вода шепчет тебе? Или молчит? Или… кричит? Закрой глаза, Олег. Не смотри. Слушай. Искрой своей. Пусть она сама потянется к воде.
Олег сглотнул. Снова это испытание. Снова нужно выжимать из себя остатки сил. Он заставил себя закрыть глаза, отогнать визуальный образ бурлящей воды. Он попытался снова стать «листком», антенной, нащупать ту связь с миром, что так легко давалась Марфе и так дорого стоила ему. Он «потянулся» своей внутренней искрой к ручью.
И сразу почувствовал. Резкий, диссонирующий холод. Не просто прохлада воды, а ледяное, мёртвое ощущение. Словно вода была не живой, а застывшей, заколдованной. И тишина. Не естественная тишина леса, а вакуум, отсутствие жизни. Журчание, которое он слышал ушами, казалось фальшивым, наложенным поверх этой мертвой тишины.
— Она… мёртвая, — прошептал он, не открывая глаз. Сердце заколотилось чаще. — Холодная… злая какая-то. И тихая. Слишком тихая. Звук… неправильный.
— Верно слышишь, — одобрительно кивнула Марфа. — Морок. Старая ловушка для путников. На вид – чистый ручей, манит напиться, умыться. А коснёшься воды – и сон ледяной тебя сморит, навеки здесь и останешься, под корягой у берега.
Олег открыл глаза. Ручей всё так же весело журчал, сверкая на солнце. Но теперь он видел его иначе. Его прозрачность казалась стеклянной, безжизненной, а журчание – механическим повторением звука.
— Ловушка… Кто её поставил?
— Кто ж теперь упомнит? – Марфа пожала плечами. – Может, дух обиженный, может, колдун давний. Место такое. Лес многое хранит. Но твой слух тонкий тебя уберёг. Ты почувствовал фальшь раньше, чем глаза обманулись. Это хороший знак.
— А… что делать? Как пройти? — Олег огляделся. Обойти ручей не представлялось возможным – с обеих сторон подступали густые, колючие заросли и топкая трясина.
— Можно силу ломать силой, — сказала Марфа, — но это шумно, и силы у нас с тобой сейчас немного. А можно… с уважением пройти. Показать, что мы не слепцы и не глупцы. Дай-ка соли щепотку.
Олег достал из сумы мешочек с солью. Марфа взяла щепотку, подошла к самой кромке воды и, что-то тихо прошептав себе под нос, бросила соль в ручей. Там, где кристаллики коснулись воды, на мгновение прошла легкая рябь, словно вода вздрогнула, и неестественный холод чуть отступил.
— Иди теперь, — сказала Марфа. — Быстро иди. И не оглядывайся. И не думай о холоде. Думай о тепле очага, о солнце думай.
Она первой легко перепрыгнула по камням на другой берег. Олег, стараясь не дышать, последовал за ней. Он чувствовал ледяное дыхание морока совсем рядом, но заставлял себя думать о тепле амулета на груди, о жаре печки в бане, о живом огне. Он почти бегом перескочил последние камни и оказался рядом с Марфой на другом берегу.
Оглянувшись (хоть Марфа и не велела), он увидел, что ручей позади снова журчит и блестит как ни в чём не бывало. И только птицы по-прежнему молчали в этом месте.
— Вот так, — Марфа поправила платок. — Малый урок внимательности. И снова – за счёт твоей силы. Ты распознал морок – и морок чуть ослаб. Но устал ты, верно?
Олег молча кивнул. Устал – не то слово. Ощущение было, будто он не ручей перешёл, а марафон пробежал.
— Ничего, — Марфа тронулась дальше по едва заметной тропе. — Скоро привал сделаем. Но помни этот урок. Не всё то золото, что блестит. И не всё то жизнь, что движется. Слушать надо глубже. Всегда. Особенно здесь.
Они пошли дальше, оставляя позади заколдованный ручей. Олег чувствовал себя абсолютно выжатым, но в то же время… немного гордым. Он смог. Он распознал ловушку, пусть и с подсказкой. Он учился. Медленно, тяжело, с огромными затратами сил – но учился. И Омуты Тихие, где он, возможно, сможет восполнять эту силу и лучше её контролировать, казались теперь ещё более желанной целью.
Лес вокруг снова ожил. Словно перейдя невидимую границу владений морока, они вновь окунулись в привычный мир звуков и запахов. Запели птицы, зашелестел ветер в вершинах, запахло смолой и прогретой солнцем хвоей. Но Олег почти не замечал этого. Усталость навалилась на него свинцовым грузом. Ноги двигались почти автоматически, голова была пустой, и даже амулет на груди, казалось, потускнел и остыл. Он чувствовал себя не просто как севшая батарейка, а как батарейка, которую к тому же уронили, погнули и потом ещё разрядили в ноль.