Старый охотник, говоривший до сих пор с некоторой иронией, вдруг переменил тон и стал настолько же серьезен, насколько до этого был шутлив.
— Послушайте, — сказал он, — и воспользуйтесь тем, что услышите: не дурачьте нас своей слабостью, мы очень хорошо знаем, что ваши силы почти полностью возвратились к вам; совет мой чистосердечен и дан вам с целью предупредить вас против вас же самих. Правда, что вы не пленник наш, но все же вы не свободны.
— Я вас не понимаю, — прервал его дон Стефано с потемневшим лицом.
— Никто из присутствующих здесь лиц, — продолжал Верный Прицел, — не обвиняет вас; мы не знаем, кто вы, и еще сегодня я совершенно не знал о вашем существовании. Но есть один человек, который питает к вам ненависть. Это дело можно было бы решить в честном поединке, но претензии к вам настолько сильны, что решено вас судить — и судить немедленно!
— Меня немедленно судить! — повторил дон Стефано в величайшем изумлении. — Но перед каким судом этот человек желает меня представить? Мы здесь в пустынном краю.
— Да, и вы, кажется, забываете, что в прериях, где городские законы не в состоянии преследовать виновных, существует ужасное законодательство — краткое, неумолимое, к которому, в целях общей пользы, всякий оскорбленный человек имеет право прибегнуть, когда этого требует безотлагательная необходимость.
— Что же это за закон? — спросил дон Стефано с помертвелым лицом.
— Это закон Линча.
— Закон Линча?
— Да. Мы, как вы уже заметили, люди, совсем вас не знающие, созваны здесь его именем для того, чтобы судить вас.
— Меня судить! Но это невозможно. Какое преступление я совершил? Кто мой обвинитель?
— Я не могу отвечать на эти вопросы; мне не известно преступление, в котором вас обвиняют, я не знаю даже имени вашего обвинителя; только верьте, что мы не имеем против вас ни ненависти, ни предубеждения, мы будем беспристрастны. Приготовьтесь защищать себя в этот небольшой промежуток времени, а когда настанет минута защиты, постарайтесь
доказать свою невиновность, уличив своего обвинителя, чего я вам искренне желаю. Дон Стефано опустил голову.
— Но как вы хотите, чтобы я приготовился защищать себя, когда я даже не знаю, в чем именно меня обвиняют? Осветите мне эту темноту, проведите хотя бы самый слабый свет, чтобы я мог наконец, руководствуясь им, знать, куда иду.
— Говоря вам то, что вы слышали, кабальеро, я повиновался своей совести, повелевавшей мне известить вас об угрожающей вам опасности, сказать же вам большего я не могу, потому что, как и вы, больше и сам ничего не знаю.
По знаку Верного Прицела Руперто, Летучий Орел и Дикая Роза удалились, оставив дона Стефано одного.
Мексиканец с бешенством бросился на траву, но вдруг, вскочив на ноги и схватившись рукой за грудь, принялся жадно искать чего-то вокруг себя; ничего не найдя, он воскликнул:
— А! Куда девался мой бумажник?! Если люди овладели им, то я пропал… Как быть, что делать?
Вдали раздался конский топот, постепенно приближавшийся к месту, где расположились охотники. В самом деле, через четверть часа на поляну выехали тридцать охотников, во главе которых был Вольная Пуля.
— Что это значит? — прошептал дон Стефано. — Вольная Пуля — среди разбойников?
Недоумение его не было продолжительным: среди вновь прибывших он тотчас узнал еще одного человека.
— Дон Мигель Ортега! Эге! Знаю, — добавил он через минуту, — кто мой обвинитель. Хорошо, хорошо, — добавил он, — положение мое не так отчаянно, как я полагал; видимо, эти господа ничего не знают, и мои драгоценные бумаги не попали к ним в руки. Гм! Кажется, этот ужасный закон Линча ошибется на этот раз, и я, как и в прежние времена, сумею избежать опасности.
Дон Мигель увидел дона Стефано, но сделал вид, что не замечает его. Дон Стефано внимательно следил глазами за всеми движениями охотников. Опустив носилки в противоположной от дона Стефано стороне, все мексиканцы, не сходя с коней, образовали большой круг на поляне и встали неподвижно, держа ружья наготове, делая тем самым всякую попытку к бегству невозможной.
Перед огнем полукругом были расставлены бизоньи черепа — пять черепов, заменяющих стулья; на них расположились в следующем порядке: дон Мигель Ортега, исполняющий обязанность председателя, сидел в центре, по правую его руку Верный Прицел, по левую — Вольная Пуля, затем индейский вождь и один мексиканец.
При виде этого суда под открытом небом, среди девственного леса, окруженный всадниками в странных костюмах, неподвижными, как бронзовые статуи, дон Стефано почувствовал дрожь, невольно пробежавшую по его телу; оглядев всех, он заметил их взоры, устремленные на него с неумолимым упорством силы и права.
— Гм! — прошептал он. — Кажется, я рано воспел победу, нелегко будет вывернуться.
В эту минуту по знаку дона Мигеля два охотника выехали вперед, соскочили с лошадей и подошли к раненому. Тот сделал усилие над собой и встал на ноги. Охотники взяли его под руки и подвели к судьям.
Дон Стефано выпрямился, скрестил на груди руки и язвительным взглядом окинул судей, перед которыми стоял.
— Ого! Так это вы мой обвинитель, кабальеро? — насмешливо обратился он к дону Мигелю.
— Нет, — ответил капитан, слегка пожав плечами, — я ваш судья, но не обвинитель.
ГЛАВА XIX. Лицом к лицу
После этих слов наступила минута ожидания, почти колебания.
Дон Стефано преодолел ужас, невольно проникший в его душу.
— Хорошо, — сказал он твердым голосом, с презрением оглянувшись вокруг, — если не вы, то где же этот обвинитель? Не прячется ли он теперь, когда пробил час? Не желает ли отпереться от ответственности, павшей на него? Пусть же он явится, я жду его! Дон Мигель покачал головой.
— Может быть, когда он явится, вы найдете, что он слишком рано пришел, — ответил он.
— Чего же вы хотите от меня?
— Сейчас вы это узнаете.
Дон Мигель был бледен и мрачен, печальная улыбка скользила по его бледным губам; видно было, что он всеми силами старается преодолеть слабость и едва сидит на своем месте.
После нескольких минут размышления он поднял голову.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Дон Стефано Коэчо, — без колебаний ответил обвиняемый.
Судьи обменялись многозначительными взглядами.
— Где и когда вы родились?
— В Масатлане в тысяча восемьсот восьмом году.
— Чем вы занимаетесь?
— Я торговец из Санта-Фе.
— Что привело вас в прерии?
— Я вам это уже говорил. Ваши бесполезные вопросы утомляют меня.
— Я спрашиваю, что привело вас в прерии?
— Ряд банкротств моих корреспондентов вынудил меня на это путешествие; в прериях я потому, что нет другой дороги туда, куда я направляюсь.
— Куда же вы направляетесь?
— В Монтеррей… Видите, как я покорно отвечаю на все ваши вопросы, — сказал он насмешливо.
— Да, вы выказываете полную покорность, но для вашей же пользы я желал бы, чтобы вы доказали также вашу искренность.
— Что вы имеете в виду? — спросил он надменно.
— Я имею в виду, что на все мои вопросы вы ответили лживо, — выразительно произнес дон Мигель.
Дон Стефано нахмурил брови, глаза его загорелись зловещим огнем.
— Кабальеро! — воскликнул он. — Это оскорбление.
— Это правда, и я вам сейчас это докажу: вы называетесь доном Эстебаном де Реаль дель Монте; родились вы в Гуанахато в тысяча восемьсот пятом году.
Капитан подождал с минуту, но дон Эстебан, не удостоив его ответом, стоял мрачный и, видимо, равнодушный. Дон Мигель презрительно улыбнулся и прибавил:
— Далее; вы сказали, что вы торговец из Санта-Фе — это опять ложь, торговцем вы никогда не были, вы — сенатор и живете в Мехико. Говоря, что вы направляетесь в Монтеррей, вы точно так же солгали. Теперь я жду вашего ответа, хотя и сильно сомневаюсь, чтобы вы могли мне что-нибудь ответить.